– Ну, прямо!
Девушка смущенно отвела глаза, и Леня Мухин, наконец-то, решился рассмотреть внешность собеседницы. Еще бы! Ее волнующая свежесть могла кому угодно вскружить голову, а небесный взгляд уносил в сказочные мечты. Из-под косынки выбивались золотистые локоны, светлый плащ подчеркивал стройность фигурки. Они присели на гладкий ствол дерева, представляющий собой склоненный до уровня земли надломленный огромный сук, который девушка назвала корягой. Он приготовился к непринужденной беседе. И вдруг девушка растворилась в апрельском солнце, брызнувшем сквозь густую сеть пробудившихся после зимы тополиных веток. Не хотелось говорить о делах.
– Весна, дарящая забвенье в мечтах крылатых о любви, чарует все – и птичье пенье и доброта твоей души. – Он произнес или ему показалось?
– Чего, чего?..
– Наваждение какое-то, – покраснел он.
– Вам сколько лет? – улыбнулась девушка.
– Двадцать один.
– А мне уже восемнадцать, – музыкально закончила она реплику.
Леня Мухин потерялся в собственных ощущениях и безуспешно пытался обрести оборванную ниточку, его состояние естественным образом передалось девушке. Если не преодолеть весеннюю рассеянность, то их встреча не будет иметь деловой перспективы.
– Интуиция подсказывает, да и факты… за короткое время… Хижин, это главный редактор, считает, в гибельной статистике может иметь место закономерность, способная привлечь внимание горожан. Но нельзя строить публикации только на слухах, надо искать глубинные корни – социальные или нравственные. Факты, например… Казакевич погиб, можно сказать, под вашими окнами, и никто не видел.
– Погиб… Ну да! А что вы хотели? Ефим Терентьевич логически выстраивал свою жизнь. Иначе не могло произойти. Другое дело – поторопил события. Выходит, сам виноват, хотя при мне мухи не обидел.
– Моя задача проанализировать, а не расследовать. – Леня Мухин почувствовал трепет ее губ, ему хотелось коснуться ее дыхания, окунуться в небесную глубину ее глаз, но шумели на ветру голые ветки, казенные слова разрушали естественное состояние. – Я ждал большего.
– Можно написать обо всем дворе – чем люди живут, о чем говорят… Моя бабушка всех знает, ей доверяют. Вы не смотрите, что она такая строгая, она сплетен не любит. Ефима Терентьевича знает, он весь был на виду. Когда погода хорошая, придет с тросточкой, присядет у столика во дворе – чекушку распивает. Бабка ему слова не скажет, все жалела.
– А сколько ему было?
– Да уж семьдесят давно перевалило, ничто с ним не делалось. Старые люди словно замороженные – военная закалка, что ли.
– Сами то что думаете? С ребятами общаетесь… – При последней фразе в его голосе проскользнула ощутимая зависть. – Может, они виноваты.
– Ну, прямо! Им и так досталось ни за что. Участковый целый месяц цеплялся к Петьке Рябову, а расстались друзьями. Ничего не раскопали, только пыль подняли. Если бы