Глава V
На 18-е апреля было назначено заседание сената по распоряжению самого императора, который мог воспользоваться своим статусом исполняющего обязанности Восстановленной республики (Princeps Senatus). Тит в белой тоге стоял на окруженном вигилами62 Большом Форуме возле Курии Юлия – нового здания сената, строительство которого было начато еще при Юлие Цезаре, а окончено при Октавиане Августе, прямоугольного и высокого с колоннами ионического ордера, и внимательно наблюдал, как паланкины подносили к ступеням, ведущим к зданию сената. Между ступенями внизу находилась ораторская ростра. Из паланкинов выходили сенаторы разного возраста, одетые в белые тоги с широкой пурпурной полосой впереди (Latus clavus) вшитой в ткань, это являлось их особым отличие от всех. Сандалия с буквой «С» впереди свидетельствовала о принадлежности сенатора к первой сотне (centum). Император прибегал к праву (adlectio) и назначал сенаторов, но при этом соблюдалось правило – будущие сенаторы могли стать таковыми, лишь имея за собой выдающуюся военную или политическую карьеру, а также большое состояние.
Сенаторы, не спеша, поднимались по ступеням наверх, где у входа их приветствовали привратники. Затем поднесли паланкин, из которого вышел сенатор Страбон и подошел к замечтавшемуся Титу:
– Приветствую тебя, Тит Флавий! А где твой отец?
– Приветствую, сенатор Гай Страбон! Он будет с Нероном.
– А ты чего не заходишь, кого-то ждешь?
– Да, я зайду вместе с императором.
– Тит. – начал довольно тихо говорить Страбон, – Как твоя сестра себя чувствует, я могу к ней прийти и поговорить? Твой отец сказал, что она приболела и сейчас в очень плохом состоянии и настроении.
– Сенатор, я думаю, что надо немного потерпеть, и тогда она сама тебе признается в любви, когда выздоровеет. – насторожено ответил Флавий.
– Благодарю за совет. Я надеюсь, что скоро Страбоны и Флавии объединятся на века, и мы будем самым могущественным родом в Риме. – и он, улыбаясь, пошел к зданию.
Наконец, из Триумфальной улицы появились педисеквы63, разбрасывающие цветы налево и направо, а за ними шли преторианцы, за которыми здоровые рабы несли десяток паланкинов, затем снова преторианцы и замыкали шествие рабы с цветами. Среди множества богатых паланкинов ярко выделялся лишь один. Все они охранялись, но этот паланкин особо. Золотые занавески, золотые жерди, которые несли на себе восемь рабов, без сомнения все означало то, что в ней был сам Нерон.
– Дорогу божественному императору и повелителю Рима! – кричали, впереди идущие, педисеквы.
Люди кругом отступали в сторону, освобождая дорогу. Несколько граждан восхваляли Нерона, многие молчали, а некоторые стали кричать:
– Убирайся вон, убийца матери, супруги и детей своих! Ты позор империи, да накажут тебя все боги мира!
И тут же вигилы попытались схватить бунтовщиков, но те изо всех сил сопротивлялись. Кругом жители делали вид, что не обращают на это внимания, тем самым ограждая себя