– Госпожа Домицилла умирает, я приготовил отвар из очень редких и эффективных растений, если он не поможет убить эту болезнь, то остается уповать только на бога Эскулапа или богиню Карну7 – сказал лекарь и при этом добавил, обращаясь к молодому человеку: – Тит, мать тебя очень хочет видеть, иди к ней!
Тит являлся первенцем у Веспасиана и Домициллы Флавиев, шатен с карими глазами, среднего роста и атлетического телосложения. В свои двадцать шесть лет успел побывать трибуном8 в Британии и Германии. Благодаря блестящей карьере отца получил хорошее воспитание и образование при дворе Клавдия и Нерона. Играл на нескольких инструментах, обладал великолепной памятью и острым умом.
Он не спеша отворил дверь и вошел в кубикулу, где на кровати лежала его мать. Богатые покои казались померкшими. Ей в этом году должно исполниться пятьдесят два года, еще молодая, но сейчас выглядела на все восемьдесят. Бледное лицо выражало всю боль, которая ее терзала. Увидев сына, она попыталась улыбнуться, но улыбка была похожа на гримасу. Сын сел рядом с ней, наклонился, взял ее руку, а мать другой стала гладить его волосы.
– Ты поправишься, я все сделаю для этого. Этот эскулап обманщик, если тебя не вылечит, скоро окажется у Плутона9.
– Сынок, я чувствую, что меня уже никакой лекарь не спасет, это конец, каждый чувствует, когда приходит его смертный час. Я рада, что вы меня хороните, а не я вас. Рада, что ты вырос достойным нашего рода, рода Флавиев, всегда гордись тем, кем являешься. – она потянулась за серебряной чашей с водой и сделав глоток, продолжила: – Надеюсь, что ты встретишь достойную девушку, а не одну из тех, с которыми часто бываешь. Обещай мне, что ты найдешь супругу достойную нашего имени, которая сможет родить тебе детей. Пообещай, это очень для меня важно!
– Хорошо, я тебе обещаю, что женюсь только на царевне!
– Тогда подойди пожалуйста к шкафу и достань в углу на нижней полке золотую шкатулку.
Тит вынул шкатулку, которая была не просто золотой, но еще и вся в драгоценных камнях, раньше он ее никогда не видел. Подойдя к матери, отдал ее и, молча, опять сел рядом. Домицилла вытащила из-под подушки маленький ключик, открыла шкатулку и достала из нее кулон на золотой цепочке.
– Это самая дорогая реликвия, которую дал мне мой отец Флавий Либерал, а ему в свою очередь передал его отец. Вещь эта сейчас стоит намного больше, чем вся наша вилла. Пообещай мне, что ты подаришь ее своей царевне в знак вечного союза с ней. Хорошо? И еще… обещай всегда совершать достойные поступки.
– Я обещаю, мама. – сказал Тит и взял из ее рук золотой кулон, который, как и шкатулка, был украшен драгоценными камнями, и сделан в виде герба Флавиев – золотой буквы «F» в лавровом венке. Он прижался к матери, а она обняла его, как только мать умеет обнимать сына. От этих слов комок подступил к горлу и захотелось никогда не разжимать эти объятия.
– А теперь позови всех. Я и с ними должна попрощаться!
Тит, превозмогая себя, поднялся, спрятал в тунику кулон и пригласил сюда остальных.
Первым вошел в кубикулу мальчик Домициан тринадцати лет, худощавый, светловолосый, с такими же печальными глазами, как и у старшего брата. Он подошел и крепко прижался к матери, не скрывая слез, градом катившихся по бледному лицу. За ним появилась двадцатидвухлетняя Домицилла-Младшая, необычайной красоты девушка, в которую была влюблена половина Рима. Черные волосы падали почти до пояса, глаза тоже черные как маслины, такие же как у матери, сейчас были красными и припухшими от слез, а тонкие черты лица искажены горем. И последним вошел хозяин виллы ее супруг пятидесяти-шестилетний Веспасиан. Суровый и строгий с виду, плотного телосложения, заметно лысеющий военачальник с карими глазами, выражавшими боль и смущение. На поле битвы он делал все, чтобы спасти себя и друзей, а здесь помочь своей супруге был не в силах.
– Тит, надо попросить императора, чтобы он дал нам лучших эскулапов, в его распоряжении сотни их. – сказал отец.
– Не надо никуда идти, я полностью доверяю опыту Рубрия, столько лет безупречной службы! – произнесла Домицилла, – я лишь хочу всех вас попросить, чтобы вы после моей смерти продолжали жить и наслаждаться жизнью… Мой дорогой Домициан! – и она обняла его. – Я так скорблю, что не смогу тебя вырастить, как вырастила твоего брата и сестру. Хотя я вижу, что