Горбун, убравши ларец, примостился на свою убогую постель, и вскоре сторожка огласилась храпом.
Люди порой спят крепко и с нечистой совестью.
Если бы это было иначе, добрая половина человечества страдала бы бессонницей.
Пахомычу было не до сна.
Он был счастлив; он был свободен почти после четвертьвековой кабалы.
Даже выражение лица его изменилось. Во взгляде старческих глаз появилась уверенность – призрак зародившейся в сердце надежды.
В душе этого старика жила одна заветная мечта, за исполнение которой на мгновенье он готов был отдать последние годы или, лучше сказать, дни своей жизни, а эти годы и дни, говорят, самые дорогие.
Жизнь приобретает особую прелесть накануне смерти.
Ему не приходило и в голову, что сладко спящий Горбун готовит ему горе, которое будет более тяжелым, нежели та кабала, в которой он держал его.
Это горе, если он не узнает его при жизни, заставит повернуться в могиле его старые кости.
Он тоже занялся укладыванием своей котомки, давно уже справленной им в ожидании этого, теперь наступившего желанного дня свободы.
Взошло солнце, и целый сноп лучей ворвался в окно сторожки.
Пахомыч лег на лавку, подложив под голову свою будущую спутницу-котомку и закрывшись с головой шинелью.
Вскоре заснул и он.
IV. Орден Мальтийских рыцарей
Горбун проснулся, когда солнце уже довольно высоко стояло над горизонтом.
Был девятый час утра.
Горбун лениво поднялся со своего незатейливого ложа. Непривычно поздний сон, сопровождаемый кошмарами, видимо, утомил его, и он проснулся с тяжелой головою.
Протерши обеими руками глаза, он оглядел сторожку, и взгляд его остановился на лавке, где с вечера лежал Пахомыч.
Лавка была пуста.
На губах Горбуна появилась насмешливая улыбка.
– Стреканул уж, старина, обрадовался… Ну, да шут с ним, теперь мне не до него… Пусть молится…
Он быстро перевел взгляд на стену: его котомка висела на прежнем месте, котомки Пахомыча не было.
Горбун не спеша оделся и обулся и перекинул на плечо свою котомку, даже не посмотрев, цел ли в ней заветный ларец.
Он был вполне уверен, что Пахомыч до него не дотронется.
Взяв в руки шапку, он направился к двери, и, остановившись у порога, в последний раз оглянул каморку, как бы соображая, нельзя ли еще чего-нибудь захватить из нее, но затем махнул рукою и вышел.
Сторожка была невдалеке от ворот Таврического сада.
Очутившись на улице, Горбун быстрым, уверенным шагом пошел по направлению к Невской перспективе, как тогда называли Невский проспект, а затем повернул направо и, дошедши до Садовой улицы, повернул за угол и уже более тихим шагом пошел по этой улице.
Он шел недолго и вскоре скрылся в воротах дома Воронцова.
По уверенности, с которой он вошел во двор этого дома, видно было, что он бывал здесь не первый раз и знает хорошо все входы и выходы.
Дом Воронцова, этот великолепный дворец,