Больнее,
чем под веками песчинка,
по будущему
острая тосчинка.
Тоска по будущему —
высшая тоска,
гораздо выше,
чем тоска по настоящему.
В очередях
сыздетства настоявшемуся,
мне
ностальгия эта
не близка.
Не забывай о будущем,
товарищ,
когда ты идеалы отоваришь!
Пускай умрут
страдания напрасные,
но пусть живут
страдания прекрасные!
Исчезновенью отдавать не хочется
страдания любви
и муки творчества!
Я,
выросший среди очередей,
тоскую больше,
чем по стародавнему,
по очереди той,
где за страданьями
стоят мильоны будущих людей…
Заискиванье
Откуда в нас
позорное заискиванье,
когда суемся
с чьей-нибудь запискою
в окно администратора театра,
похожего на римского тирана!
Мы паспорта
с десяткой,
нежно вложенной,
униженной рукой,
от страха влажной,
в гостиницах
так трепетно протягиваем,
как будто мы безродные бродяги…
Заискиваем
перед вышибалою,
как будто вышибала
выше Байрона.
Заискиваем
с видом самовянущим
перед официанткой-самоварищем,
перед аэрофлотовской кассиршей,
на нас глаза презрительно скосившей.
Великий спринтер
в магазине мебельном
становится,
заискивая,
медленным.
Заискивает физик —
гений века —
перед водопроводчиком из ЖЭКа.
Заискивает бог-скрипач,
потея,
перед надменной мойщицей мотеля.
А кто из нас не делался заикою,
перед телефонистками заискивая,
прося,
как умирающий от голоду
на паперти у барынь:
«Мне бы Вологду…»
Как расплодилось
низшее начальство!
В нем воплотилось
высшее