кипчак-весельчак.
Непонятно любил он
с утробным «хе-хе»
что-нибудь отсекать —
ну хоть лапки блохе.
Прятал где-то он,
что ли,
в свои рундуки
груди женские,
руки,
носы
языки?
Хан его не любил,
но поставил оплечь.
«Ну,
что хочешь сегодня кому-то отсечь?»
«Что ты, хан!
Я – хе-хе! —
только скромный слуга.
Я нашел тебе в собственном стане
врага».
«Кто – лазутчик?»
«Нет, хан…
Он – хе-хе! —
твой нукер.
Он дает всем другим
непотребный пример».
«Ну а чем он пример непотребный дает?»
Усмехнулся баскак:
«Тем – хе-хе! – что поет…»
Был Мамай осторожен:
«Я тоже,
бывает,
пою.
Если все запоют —
станет легче в бою.
А красиво поет?»
«Да… пожалуй…»
«Так что?»
«То – хе-хе! – что красиво поет,
да не то.
Эти песни,
нам всем предвещая каюк,
могут наше оружие
выбить из рук…»
«Взять!»
«Он взят…» —
и баскак за аркан его ввел.
«Ты монгол?» – хан спросил.
И ответил он гордо: «Монгол».
Был он молод, но в шрамах.
Как видно, не трус.
Нос приплюснут.
Раскосы глаза —
не урус.
«Пой!» – Мамай приказал,
и запели,
чисты и строги,
на