Но тут ее мудрование прервалось само собой, потому что Вере стало стыдно. Она уже давно имела на сердце тайную мечту, которая не была благородной, хотя была и очень желанной. Она хотела уехать из дома, и уехать очень далеко. Осуществление этой мечты могло произойти только в двух случаях, эти случаи были оговорены мамой, и завизированы папиным молчанием. Чтобы уехать из дома насовсем, Вере предлагалось или стать дипломированным специалистом, или выйти замуж.
Первый вариант был ей понятен. Получив диплом, Вера будет обязана отправиться по распределению куда-нибудь на окраину безбрежного Казахстана или, на худой конец, в Китай, но о том, чтобы выйти замуж, Вера задумалась недавно.
Луна застенчиво спряталась за тучку, а звезды засияли ярче, над горизонтом уже угадывался рассвет и ее дежурству подходил конец.
– А, что, если не пройду я в институт? Жить с мамой, работать няней или все-таки попробовать выйти замуж, – продолжала Вера ночную дискуссию сама с собой. – Да и кто на меня посмотрит? Плечи узкие, а бедра широкие. В модные узкие джинсы с такими бедрами, как у меня, мне не влезть. Нет, с моей фигурой, круглым лицом и курносым носом нет никакой надежды привлечь внимание приличного жениха, с которым можно было бы поговорить по душам.
Девушка уже давно разочаровалась в своей внешности, и ее собственное отражение в тусклом старом зеркале на дачной стене не оставляло место для иллюзий. Падающие капли воды безмятежно отсчитывали время. Ночное время приводило думы в логическое завершение, и перед рассветом Вера знала точно, что замуж она выйдет только за того, кому будет навеки верна, а иначе, никогда. Жаль, что свои мечты о будущем рыцаре она не могла доверить никому на свете, особенно маме.
Вера не любила свою маму. Это была аксиомой, не требующей доказательств. Но почему-то ее сердце всегда разрывалось на части, если мама грустила. Даже, если у Веры был повод справедливо обижаться на маму, то все ее обиды проходили, когда та входила в комнату с ведром воды в одной руке и половой тряпкой в другой. Вера не могла допустить, чтобы мама в ее присутствии мыла полы.
– Мама, давай я сама буду мыть пол!
– У тебя нет мамы! – обычно отвечала ей мама, но тряпку после борьбы отдавала, это означало начало их примирения.
Опрокинув очередное полное ведро в бак, девушка привычно погладила ствол яблоньки. Вера, ощутила родство с ней, она помнила яблоньку маленькой веточкой, воткнутой в землю, а теперь яблоня превратилось в раскидистое дерево. Как-то по весне папа подрезал пилой ее толстые ветки, чтобы они не загораживали солнце для грядок с клубникой, и тогда Вера дрожала вместе с деревом, то ли от ее боли, то ли от ее страха, стать неузнаваемой. Впрочем, дрожала девушка и теперь, но больше от предрассветного холода, от которого не спасал даже зимний тулуп. Оставался какой-то час подождать до рассвета, а с рассветом на смену ей встанет папа и он отправит Веру спать на узкую дачную койку, где под подушкой