После обеда Павлова и Пономарева вызвали в штаб, а я пошел мыться в баню. Надя дала мне березовый веник, которым я никогда еще не пользовался. Каждый дом имел свою баню, но топили их по очереди, чтобы меньше расходовать дров. Воду брали в речке из проруби. Баня была занесена снегом, только из трубы вился слабый душистый дымок.
Я вошел в предбанник и услышал женский писк, хохот и покрякивание в банном отделении. Значит, моются женщины – надо подождать, и я уселся на лавочку. В предбанник зашел местный мужик и, увидев меня, спросил:
– Почто сидишь? Кого ждешь?
– Да вот, жду, когда женщины помоются.
– Ну, парень, так ты не дождешься. Раздевайся и пойдем.
– Как пойдем, там же женщины!
– Ну и что!.. Давай, давай, раздевайся. – И он начал раздеваться. Я растерялся. Как же так? Но мужчина разделся и юркнул в баню. И я решился – разделся и, взяв тазик, веник, мыло и мочалку, вошел в баню.
Там было темно. От густого пара фонарь-«летучая мышь» был еле заметен на полу у двери. Глаза еще не привыкли к темноте, и я натыкался на голых людей. Потом я увидел копошащиеся на корточках тела, а где-то в темноте на полке хлестались вениками и крякали от удовольствия. Где же вода?
Мужик, увидев мою беспомощность, взял за руку и подвел к двум деревянным бочкам, сказал:
– Здесь холодная, а здесь горячая, вот ковш, набирай и мойся.
Я набрал воды, смешал в шайке, отошел от бочек, поставил на пол и начал мыться. Вокруг меня копошились люди-тени. Какая-то женщина спиной оперлась о мою спину. «Наверное, это старухи, и они не стесняются мужчин», – думал я. Но нет! Рядом со мной на корточках мылась, судя по голосу, молодая девушка. Смутно были видны очертания тела, что, видимо, здесь не принималось в расчет. Поскольку все мылись скопом, баловаться здесь было нельзя – выбросят из бани и опозорят на всю деревню. Кто-то из женщин крикнул:
– Эй, поддай парку!
Из кадушки черпаком кто-то плеснул на камни, и горячий пар волной прошелся по головам, затуманив видимость. Тетка, сидевшая ко мне спиной, толкнула локтем и сказала:
– А ну-ка, потри спину!
Я обалдел, но повернулся, взял из ее рук намыленную мочалку и начал мыть ее спину.
– Да что ты елозишь, три крепче! – подхлестнула она меня. – Тебя помыть?
Я не отозвался.
– Намыль и давай мочалку! Да наклонись, наклонись, стань на карачки. Ба, да это мужик! Подфартило мне, бабоньки! – захохотала она. – Ну, парень, я тебя вымою!
И она принялась тереть мочалом так, что я не мог терпеть и уклонялся. Мочалка наждаком драла кожу, но следом меня гладило что-то нежное и скользкое. Потом я вылил на себя шайку воды и вприсядку начал пробираться среди других к бочкам с водой.
– Бабоньки, выходи!
Тени одна за другой сквозь пар открытой двери проходили в предбанник, в бане остались только мужчины. Нас было трое.
– Ну,