– В самом деле?
– О да, в этом нет ни малейших сомнений.
– Самая странная вещь, о которой я когда-либо слышал! – воскликнул мистер Суонкорт, вытаращив глаза от изумления. – Чтобы стать учеником такого человека…
– Лучшего и умнейшего человека во всей Англии! – закричал Стефан с восторгом.
– И то, что ученик такого человека говорит по-латыни так, как вы, это превосходит все, что я когда-либо знал. Как долго он учил вас?
– Четыре года.
– Четыре года!
– Это не будет так странно, когда я объясню, – поспешил сказать Стефан. – Это было сделано вот как – по переписке. Я посылал ему выполненные упражнения и переводы с классических языков дважды в неделю, и дважды в неделю он присылал мне их назад исправленными, с разъясняющими заметками на полях. Так я выучил греческий и латынь до того уровня, на котором теперь их знаю. Его нельзя винить в том, каково мое произношение. Он никогда не слышал, чтобы я цитировал ему хоть строчку.
– Сюжет для романа и пример безграничного терпения! – воскликнул священник.
– С его стороны, а не с моей. Ах, Генри Найт – один на тысячу! Я помню, как он как-то раз беседовал со мной на эту же тему, насчет произношения. Он говорил, что, к его глубокому сожалению, видит, что наступает время, когда каждый будет произносить слова так, как ему больше нравится, и станут считать, что и так звучит не хуже; что эра разговорного языка уходит в прошлое и наступает эпоха письменного общения.
И Эльфрида, и ее отец вежливо ждали, что Стефан продолжит свой рассказ и поведает им самую интересную часть истории, а именно какие обстоятельства привели к тому, что был выбран столь необычный метод обучения. Но никакого дальнейшего объяснения не последовало; и они поняли, видя, что молодой человек сосредоточил все свое внимание на шахматной доске, что он не желает больше говорить на эту тему.
Партия продолжалась. Эльфрида играла, не вникая в суть дела; Стефан – предварительно подумав. Ей показалось, что было бы очень жестоко объявить ему шах и мат после стольких его трудов. Какую нечестную уловку подсказало ей сострадание? Позволить ему восторжествовать над нею. Последовала вторая шахматная партия; и она, будучи совершенно равнодушна к результату (ее игра была выше среднего среди женщин, и она это знала), вновь позволила ему обыграть себя. Последняя партия, в которой она применила гамбит Муцио с первого хода, на двенадцатом ходу закончилась победой Эльфриды.
Стефан посмотрел на нее с подозрением. Его сердце билось еще более взволнованно, чем ее, кое участило свой ритм, когда она и впрямь напрягла свой ум в этой последней партии. Мистер Суонкорт покинул комнату.
– До сих пор вы не принимали меня всерьез! – закричал он, его лицо покраснело. – Вы не играли по-настоящему в тех двух первых партиях?
На лице Эльфриды появилось виноватое выражение. Стефан стал живым воплощением раздражения и печали, кои, хоть на миг и доставили ей удовольствие, все-таки заставили ее в следующую секунду пожалеть