Белокурый. Грубое сватовство. Илона Якимова

человек входит в рост, музыканты, с галереи обливающие толпу сладчайшими звуками – и вереница новых, заморских рыцарей, припавших к ее стопам. О Боже, думала Мари, когда бы он привез мне денег вместо комплиментов! Денег или солдат, желаемых ею столь отчаянно, что саму душу заложила бы за военную помощь. Но Мэтью Стюарт, граф Леннокс, вместо солдат и денег предлагал ей себя – со всеми созревшими за время морского путешествия на родину чувствами, нужными де Гиз, как прошлогодний снег. И Мари чуть склонила голову к говорившему, как любопытная птичка, выглядывающая из гнезда.

      – Ах, граф, – мягко сказала она, на левой щеке скромной леди в черном легла ямочка от легкой улыбки, тень юной красоты проступила в чертах ее под вуалью величия и печали. – Вы смягчаете скорбь души одним тем, с какой горячностью принимаете к сердцу беды Шотландии… и мои.

      – Дама, достойная восхищения, – молвил Аргайл вполголоса кузену. – Вспоминает о том, что женщина, в самый неподходящий для противника момент…

      – Ты ведь не любишь женщин, Рой, – поддел его удивленный словами одобрения Хантли.

      – Терпеть не могу нигде, кроме постели, – согласился Кемпбелл. – Но точный удар оценю всегда.

      – Скажи мне лучше, когда, по-твоему, сей рыжий пришелец вцепится в горло регенту? Примешь ли мою ставку – через сутки, едва лишь достигнет Эдинбурга и Парламента?

      – Три фунта, – зевнув, отвечал горский оборотень. – И ставлю на сегодня же, вон-вон, смотри, он уже косится на Алекса Ливингстона, шпионящего здесь по поручению лорда-правителя, и поцапается с ним, так сказать, взамен его хозяина… поставь-ка лучше на итог свары, когда они увидятся с Босуэллом.

      – Десять фунтов на Босуэлла! Хепберн свалит Стюарта одним щелчком.

      – Тут ты не прав – история может затянуться, потому что, поверь мне, королева станет подпирать спину Ленноксу своими белыми ручками, коли-ежели тот с первого удара протянет ножки. Не по любви, нет, куда там ей этот сопляк, а из чувства равновесия и ради женского пакостничества.

      – Хорошо, пятнадцать фунтов. А ты?

      – А я вовсе не стану участвовать деньгами, Джорджи…

      Хантли, купленный во всегдашних этих разговорчиках с Аргайлом, как мальчишка, пошел пятнами, надуваясь от возмущения:

      – Ах ты, старый плешивый лис!

      – Да, – повторил Кемпбелл, нимало не обращая внимания на его досаду, – я не стану участвовать. Я стану получать от представления удовольствие, Джордж – удовольствие, которого не купишь ни за какие деньги.

      Манжеты сорочки Леннокса, украшенные брюссельским кружевом, выглядывали из рукава дублета чуть не до кончика большого пальца – мода сколь расточительная, столь и непрактичная. Граф был облачен в бархат лавандового цвета – последняя причуда двора Франциска Валуа и самый модный цвет сезона – который, впрочем, весьма шел и к рыжим волосам его, и к темным глазам. Девически маленький рот ярок, сложен в приятную улыбку, но смотрится куриной гузкой, как сказала Анабелле Гордон, кузине