– Наряды? Драгоценности?
Чиновник тяжело вздохнул.
– К тому же какой-нибудь нищий молодой офицер. Бедный, но страстный любовник.
Он обтёр мокрый лоб салфеткой и приложился к стопочке.
– Тот долг был не слишком большой, и я оплатил его. Но получив следующий вексель, я вынужден был написать Никанору Матвеевичу. Мне было невероятно стыдно. Но у меня не было выбора. Я не располагал такими средствами. Нам было бы не избежать унизительного скандала.
Картайкин заглянул собеседнику в глаза.
– Ведь вы меня понимаете?
Михаил Павлович сочувственно кивнул.
– Я ожидал, что тесть будет всячески укорять меня, я ждал справедливого гнева.
– Так Иратов помог вам?
– Никанор Матвеевич показал себя достойнейшим человеком. Я, правда, в этом и не сомневался. Да. Он сразу рассчитался с кредитором, а после того и сам явился к нам. С опущенной головой я вышел к нему навстречу. Но он… Он молча обнял меня. Тем же вечером состоялся его разговор с Антониной. Я при том не присутствовал, меня пригласили позже. Зайдя в гостиную, я увидел Антонину сильно бледной, с поджатыми губами.
Тесть сразу же обратился ко мне: «Иван Евграфович, – сказал он нарочито спокойно, – я считаю нужным вручить вам некую бумагу, составленную на днях по моей просьбе доктором, который много лет знает нашу семью. Здесь сказано, что дочь моя страдает невротическим расстройством, проявляющимся время от времени замутненностью сознания. Оттого она не может полностью осознавать своих действий и не может отвечать за себя. Содержание этой бумаги, благодаря моим связям, станет мгновенно известно всем ростовщикам, модисткам и ювелирам, которые имеются в столице. После чего никто не захочет иметь с Антониной Никаноровной сколько-нибудь серьезного дела. Я осуществлю это намерение сразу, как только вы сообщите мне хоть о каком-нибудь расходовании ею средств без вашего на то ведома. С этого дня эта особа должна полностью подчиняться вам». На прощание он расцеловал внучку Оленьку и крепко, с чувством пожал мне руку.
– И что же, – великий князь усмехнулся с сарказмом, недоверчиво, – подчинилась вам ваша расчудесная жена?
Картайкин рассмеялся горьким полупьяным смехом.
– А как же!