– «Англичанин» прав, мы просто рехнулись, парни! – засуетились эсеры.
Страшно довольный собой Виктор отошел, горделиво посмотрел на Надю и сделал даже поползновение к легкому объятию.
– А ведь скоро весна, Надюша!
– Вы бы перестали лузгать семечки, Горизонтов, – усмехнулась Надя, – все-таки международный авантюрист… Гонконг, Канада… – и спросила совсем другим, деловым тоном: – Сколько человек в вашей группе?
– Икскьюз ми, мисс! – вскричал Горизонтов, но Надя подняла руку.
– Меня послал к вам «Никитич». Я – «Струна»…
Горизонтов от изумления сел в снег и уставился на девушку. Потом потер снегом лицо и счастливо улыбнулся.
– И все равно скоро весна, «Струна», скоро весна…
– Весной ваша группа отправится в Петербург, – сказала Надя.
ВЕСНА 05
…А черт турецкий бродит по Москве и к рожкам примеряет юный месяц срывает простыни сирени тяжкий запах впускает в комнаты лепечет под мостом и белой лошадью плывущей по полянам уводит в парк к себе в ЦПКО к немым качелям к лодкам на причале уводит в лес чертенок африканский игрец японский живчик заводной…[4]
Лунный свет трепетал в комнате. Тень рамы пересекала вытянувшееся на кровати обнаженное тело Нади.
– Нам, Пашенька, встречаться больше не нужно, – тихо сказала она.
– Но почему, Надя? Почему? – Павел приподнялся на локте.
– Потому что чем-то нужно жертвовать, и ты это знаешь.
– Но ведь еще не время.
– Лучше раньше, – она повернулась к нему спиной. – Ты знаешь, что Коля любит меня?
– Конечно. Вот он ради тебя пожертвует всем на свете, а я…
– Завтра мне надо найти акушерку, – прошептала она.
Николай Берг и Илья Лихарев сидели в ночной чайной, куда то и дело вваливались извозчики в синих поддевках. Дурным голосом выл граммофон «Циммерман». Николай был растерзан, всклокочен, взбудоражен, аккуратист Илюша держал руки на стопке книг, перевязанной ремешком.
– Значит, и вы, Илюша, как рабочий, мечтаете об оружии? По-вашему, все рабочие мечтают об оружии?
– Степень эксплуатации, Коля, увеличивается прямо пропорционально техническому прогрессу. Вы бываете в цехах, сами знаете…
– Маркс писал, что для революции нужен опыт демократической практики, культура масс, а у нас – темнота, дичь…
– Марксизм – не столп Хаммурапи. Для России, Коля, час пробил.
Дико заскрежетал и взвыл граммофон.
– Мне страшно за нее, – пробормотал Николай.
Городовой Уев любил спать стоя, при шашке, нагане и свистке. Так и сейчас спал он посередь горницы, а супруга его с привычным страхом и уважением смотрела на булькающую охающую статую мужа. Вдруг в дверь загрохотали, и в фатеру ввалились один за другим околоточный надзиратель Учуев, пристав Кучуев, полковник Укучуев, енарал