Хмель у него совершенно прошел, и он пришел в себя.
Горбун и христианин провели остатки этой ночи в доме вали, который приказал палачу громко обнародовать преступление христианина и поставить его около виселицы. После этого явившийся палач закинул ему на шею веревку и только что хотел вздернуть его, как вдруг сквозь толпу протолкался надсмотрщик и закричал:
– Не вешай его, потому что убийца не он, а я.
– Как же ты убил? – спросил вали.
– Сегодня ночью, – отвечал он, – я принес его домой и увидал, что человек спустился с террасы, чтобы украсть мое добро; я ударил его колотушкой по затылку, и он умер, и я вынес его на базарную улицу, где и поставил у самого входа в узкий проход. Разве мало того, что я убил мусульманина? Я не хочу, чтобы из-за меня убивали еще христианина. Не вешай никого, кроме меня.
Вали, услыхав эти слова, освободил христианского маклера и сказал палачу:
– Повесь вот этого человека на основании его собственного сознания.
Палач снял веревку с шеи христианина и накинул ее на шею надсмотрщика, и поставил его под виселицей, только что хотел повесить, как сквозь толпу пробрался врач-еврей и крикнул палачу:
– Не вешай, потому что убил не он, а я, и вот каким образом: несчастный пришел ко мне, чтобы вылечиться от какой-то болезни, а я, сходя к нему по лестнице, наткнулся на него, и он умер, и поэтому нe казните надсмотрщика, а казните меня.
Таким образом вали дал приказ повысить еврея-врача, и палач, сняв петлю с шеи надсмотрщика, накинул ее на шею еврея. Но вдруг явился портной и, пробравшись сквозь толпу, сказал палачу:
– Не вешай, потому что сделал это не кто иной, как я, и вот каким образом это случилось: я ходил днем веселиться и, возвращаясь в сумерки, встретил этого горбуна, несколько под хмельком, с бубнами в руках и весело распивающего; я остановился позабавиться им и пригласил его к себе в дом. Я купил рыбы, и мы сели поесть, а жена моя взяла кусок рыбы и кусочек хлеба и засунула их ему в рот, а он подавился и умер. После этого мы с женой снесли его в дом еврея. К нам сбежала девочка-негритянка, чтобы отворить дверь. В то время как она побежала наверх, я поставил горбуна у лестницы, и мы с женой ушли. Таким образом еврей сошел вниз и наткнулся на горбуна, и вообразил, что он убил его. Правда ли это? – прибавил он, обращаясь к еврею.
– Правда, – отвечал тот.
Портной, посмотрев на вали, сказал ему:
– Освободи еврея и повесь меня.
Услыхав это, вали был сильно удивлен и проговорил:
– Поистине это такое происшествие, которое следовало бы занести в книгу! Освободи еврея! – прибавил он, обращаясь к палачу: – и повесь портного в силу его собственного сознания.
Таким образом палач освободил еврея, сказав:
– То возьми этого, то отпусти того!.. Да неужели мы никого не повесим?
И он накинул петлю на шею портного.
Между тем горбун этот оказался шутом султана, который жить без него не мог, и так как накануне вечером горбун загулял и не являлся домой, то султан послал о нем справиться, и ему отвечали:
– О