«Завтра я отблагодарю ее за это внимание».
Общество продолжало пировать, и когда вино стало на них действовать, хозяйка дома встала и, взяв за руку сестру-покупательницу, сказала:
– Вставай, сестра! Нам надо исполнить долги наши.
– Хорошо, – отвечала та.
Привратница встала и очистила всю середину комнаты, поставив нищих в конце у дверей; после чего хозяйки обратились к носильщику, сказав:
– Хотя ты не старый наш друг, но все-таки ты нам не чужой, а знакомый.
– Что же вам угодно? – спросил носильщик, вставая.
– Стой там, где ты стоишь, – отвечала одна из сестер, – и помоги мне.
Он увидал двух черных собак на цепочке, которых и вывели на середину комнаты. Хозяйка дома встала со своего места и, засучив рукава по локоть, взяла в руку плеть и приказала носильщику подвести к себе одну из собак. Собака завизжала и, глядя на хозяйку, замотала головой, но хозяйка, невзирая на это, стала ее бить до тех пор, пока не устала и не отбросила плети. После этого она прижала ее голову к своей груди, стерла слезы с ее глаз и поцеловала ее в голову…
– Отведи ее и приведи другую! – сказала она носильщику.
С другой собакой она сделала то же самое, что и с первой. При виде этого халиф пришел в недоумение, и сердце его сжалось. Он знаком приказал Джафару спросить, что это значит, но тот знаком же отвечал ему, что говорить не надо.
Хозяйка дома, взглянув на привратницу, сказала:
– Вставай и делай свое дело!
– Хорошо! – отвечала она.
Хозяйка же опустилась на алебастровое ложе, отделанное золотом и серебром.
– Теперь исполняйте вы ваш долг, – сказала она сестрам.
Привратница села подле нее на ложе, а покупательница вошла в нишу и принесла оттуда атласный мешок с зелеными кистями и, встав перед хозяйкой дома, вынула из него лютню и, ударив по струнам, спела следующие стихи:
О, возврати ты сон моим глазам,
Который взят от них, и объясни,
Зачем мой разум вдруг меня покинул.
Когда я полюбила, то открыла,
Что сон стал недругом моих очей.
Мне говорили: «Раньше ты была
Веселой, но теперь переменилась!» —
«Ищи огня по дыму», – отвечала
На это я. И я ему прощаю
И пролитую кровь мою.
Сама я Гнев вызвала его и побудила
На это преступленье. Отражен
Навеки образ дорогой его
На зеркале моей тревожной мысли
И в пламени души моей больной.
Услыхав эту песню, привратница вскричала:
– Да восхвалит тебя Аллах!
Она разорвала на себе одежду и в обмороке упала на пол, причем грудь ее открылась, и халиф увидал на ней следы ударов, как будто от микрахов[69] и плетей, что его до крайности