«Ошибки» Онегина были следствием заблуждений «ума», а не «сердца», а те, в свою очередь, были данью своему времени – литературным и поведенческим модам, характерным для столичной светской молодежи, к которой он принадлежал. Это ошибки «героя времени» – типичного, но не самого заурядного из его представителей.
Автор подружился с Онегиным, «…словий света свергнув бремя, / Как он, отстав от суеты» (1, XLV). Их сблизило отвращение от светских забав и критическое умонастроение. Как и автор, Онегин не просто жил, а «жил и мыслил» (1, XLVI), причем мысли его были свободны от корысти и суеты. Этим он и интересен Пушкину, потому он и избрал его своим спутником.
В «Евгении Онегине» представлена панорама жизни русского дворянства – петербургского, провинциального, московского. Онегин, с его умеренной отчужденностью от общества, лишенный житейских попечений и низменных страстей, критически мыслящий, а не теряющийся в поэтических грезах (как Ленский), был для автора подходящим спутником – одновременно участником и как бы сторонним наблюдателем этой жизни (в седьмой главе в той же роли была повзрослевшая Татьяна, но степень ее чуждости московскому обществу гораздо выше, поэтому сатирические интонации в описании Москвы особенно сильны). Поэтическая сторона действительности, открытая автору (и поэту Ленскому), для Онегина почти недоступна, но в остальном он – персонаж, внутренне близкий автору, с теми же увлечениями и разочарованиями, с теми же кумирами (Байрон) и заблуждениями ума, с теми же поздними сожалениями о них. Начав с указания на «разность» между Онегиным и собой (1, LVI), Пушкин далее наделяет его своими привычками и распорядком дня в Михайловском (в четвертой главе), отправляет в путешествие почти по тем же местам, по которым проехал сам в 1829 г., и, наконец, дает ему пережить некоторые собственные душевные муки от подведения итогов мятежной молодости.
Путешествие Онегина и переоценка им собственной жизни в восьмой главе произвели в нем перемену. Светское фатовство, оригинальничанье по модным литературным образцам, злоязычие и цинизм исчезли как нечто напускное. В Онегине показался человек, который, по выражению А.А. Григорьева, «внутри себя гораздо проще, лучше и добрее своих идеалов»[45], способный быть пылким, откровенным и неосторожным, как Чацкий (таков Онегин в письме к Татьяне). В последней сцене романа перед нами не «пародия», не «москвич в гарольдовом плаще», а человек, переживший моральную катастрофу, погруженный «в бурю ощущений», переродившийся Онегин, в котором остались только лучшие его черты, достойный любви Татьяны, дружбы автора и какой-то новой, более осмысленной жизни. Но здесь-то Пушкин и заканчивает свой роман и вопрос о возможности для Онегина этой новой жизни оставляет открытым.
Открытый финал:
(Болдинская осень 1830 г.)
В