– Да, я попробовала сладкого вина! Я сама себе госпожа и могу делать всё, что мне вздумается!
– Юзбаши, как вы могли допустить такое?! – вскричала Жиханара.
Трясущимися руками она пыталась прижать опьяневшую девушку к своей груди, но та не желала лишаться надёжного плеча Турыиша и оттолкнула старуху прочь.
– Юзбаши, я желаю пойти к реке. Мне рассказывали, здесь очень красивая река.
– Но уже ночь, госпожа, – попытался возразить мужчина.
– Вы боитесь ночи? – Гаухаршад вновь рассмеялась. – Меня окружают одни трусы, и даже начальник моей охраны боится выйти за ворота, как только на небо взойдёт луна!
– Но госпожа, – принялась умолять Жиханара, – завтра мы должны отправиться в путь, нас ждёт дальняя дорога. Вам нужно выспаться, ханбика!
– Я ещё успею выспаться, – отрезала Гаухаршад. Она перестала смеяться и потребовала уже с угрозой в голосе: – Желаю увидеть реку и не хочу ждать утра!
Турыиш взглянул на растерянную Жиханару.
– Не стоит ей перечить, – тихо произнёс он. – Я слышал, хмель покидает голову на свежем воздухе. Провожу госпожу до реки, и как только ей захочется спать, приведу её в дом мурзы. Приготовьте ей постель и кумыса на утро, с непривычки ханбике может стать плохо.
Жиханара кивнула головой и отправилась по тихой улочке, причитая и всплёскивая руками:
– О моя повелительница, ваш норов погубит вас! Горе на мою старую голову, господин Ибрагим, не могу я уберечь вашу дочь от неразумных поступков! Об одном молю Аллаха Всемилостивого, пусть отвратит он худшее!
Река, бегущая среди огромных валунов, поблёскивала своими крутыми боками в серебристом свете луны. Гаухаршад заворожённо глядела на тёмную воду, которая манила своей не умолкавшей бесконечной песней. Девушка присела на траву, хранившую прохладу ночи, и поёжилась:
– Присядь же со мной рядом, юзбаши, мне холодно.
В её голосе прозвучал не приказ, а жалоба ребёнка, нуждающегося в ласке и тепле. Турыиш опустился на траву. Он старался не касаться девушки, но она вдруг сама потянулась к нему, тесно приникла к горячей груди мужчины, обвила крепкую шею руками, так что не вырваться, не уйти из сладостного плена. У него перехватило дыхание, а Гаухаршад всё не разжимала своих рук.
– О, как мне желанны твои объятия, – сонным голосом пробормотала ханбика. – Коснись же моих губ поцелуем, хочу познать блаженство, которое сводит с ума. Не отвергай меня. Дай насладиться тем, что зовётся любовью.
– Госпожа… – Он едва переводил дух.
– Молчи. – Она коснулась мимолётным движением руки его губ и отдёрнула ладонь, словно обожглась. – Я так хочу!
Гаухаршад засмеялась лукаво, кокетливо качнула головой:
– Ты боишься греха, но разве не сказал один поэт: «Пусть я грешник, но мудрые грешных прощали, // Ведь имели они снисхожденье к греху…»
– Я не