И вот однажды утром, словно бы в ответ на мои сетования, от Синтии пришло письмо. Что меня поразило. Точно между нами имелась какая-то телепатическая связь.
Письмецо было коротеньким, почти официальным.
«Мой дорогой Питер,
я хочу задать тебе вопрос. Сформулирую я его совсем коротко. Вот он: остались ли твои чувства прежними? Почему я об этом спрашиваю, объяснять не буду. Просто спрашиваю, и все. Каким бы ни был ответ, он не повлияет на нашу дружбу, так что будь откровенным. Синтия».
Я тотчас сел писать ответ. Письмо, полученное именно в этот момент, да еще такого содержания, глубоко на меня подействовало.
Словно подоспевшее нежданное подкрепление в почти проигранной битве, оно подпитало мою уверенность в себе. Я снова почувствовал себя сильным, способным сражаться и победить, и я излил Синтии душу. Я писал ей, что чувства мои ничуть не изменились, что люблю я только ее. Все это, как я вижу, оглядываясь назад, было порождением расшатанных нервов, но в то время письмо представлялось мне выражением истинных чувств.
То, что битва не закончена – хотя в момент экзальтации я воображал, будто уже победил себя, – стало, к сожалению, вполне очевидно, когда, вернувшись с почты, я встретил Одри. Меня мигом пронзил сладкий трепет. Вид ее напомнил мне, что подкрепление и есть подкрепление, помощь для победы, но совсем не победа.
Впервые во мне вспыхнуло возмущение, хотя причин для него не имелось ни малейших. Оно не выдержало бы и легчайшего анализа, но оказало мне поддержку. Я изо всех сил старался подавить сладкий трепет, пытаясь смотреть на Одри взглядом критическим и враждебным. Кто она такая, почему порабощает мужчину против его воли? Чары существуют только в воображении зачарованного. Если у него найдутся силы отгородиться от этих чар и убедить себя, что их нет, он спасен. Здесь лишь вопрос воли и спокойного рассуждения. Наверняка в Египте находились и стойкие, уравновешенные люди, которые в толк взять не могли, отчего это все так восхищаются Клеопатрой. Что в ней такого особенного?
Уговаривая себя, я приподнял шляпу, пробормотал «Доброе утро» и прошел дальше, само воплощение энергичного делового человека, спешащего по важным делам.
– Питер!
Даже человек энергичный и деловой, спешащий по важным делам, вынужден остановиться, когда его окликают. Иначе он нарушит все правила вежливости. К тому же кому-то, пожалуй, покажется, будто он убегает. На лице у Одри нарисовалось слабое удивление.
– Ты так спешишь?
Ответа у меня не нашлось. Да Одри, видимо, и не ждала никакого.
Мы молча направились к дому. Молчание мучило меня. Очарование ее личности подтачивало мои защитные сооружения, и выдержат ли они напор, я сильно сомневался.
– Питер, тебя что-то тревожит? – наконец спросила она.
– Э…