Речь, таким образом, давно шла не о приоритетах, эмансипации или ещё какой поверхностной мишуре; она, быть может, первая заглянула в корень проблемы. Вовсю, полным ходом, со скоростью чуть ли не света шло тотальное вырождение мужского начала – по крайней мере, в так называемом цивилизованном обществе. Те, кому самим мирозданием назначено было брать, умели теперь только просить, да и то – заискивающе глядя в глаза. Раскошелившиеся на сеанс постельной магии, они искренне радовались, когда оплаченный инвентарь получал от процесса удовольствие, и охотно жертвовали ради последнего собственными желаниями, находя какую-то поистине мазохистскую радость в добровольном преклонении. Мимолётный комментарий шлюхи об их способностях любовника оказывался куда важнее собственного мнения. Пошлый комплимент неутомимости заставлял вкалывать не хуже голодного дятла, а порождённые неблагодарным трудом стоны наслаждения оправдывали потраченную сумму куда лучше, нежели итоговое количество излияний. Здравый смысл извратился до неузнаваемости, а жертвовать ради этой странной эволюции пришлось самой что ни на есть силой – уникальным собранием всего лучшего, чем одарила мать-природа столь бестолково разбазаривших этот священный огонь людей.
Без неё скучно стало всем, но особенно пострадала именно красота, лишённая по глупости самомнения величайшего признания – бескомпромиссной принадлежности сильному. Где вариации на тему последнего поистине бесчисленны, начиная с ответной привлекательности и заканчивая властной кистью художника, жадным пером поэта или твёрдой рукой завоевателя. Ведь победитель, разучившийся обращаться с трофеями, скоро перестанет и побеждать. «У женщины в постели не может быть иных желаний, кроме как ублажить мужчину, – с грустью думала та, чей опыт в этой сфере перевесил бы все изданные когда-либо пособия о сексе. – Но попробуй ты такого мужчину найди. Чтобы каждое его движение отзывалось сладостной теплотой подчинения, той абсолютной гармонией двух начал, где веление одного каким-то всякий раз непостижимым, магически-притягательным образом становится неодолимой потребностью другого. Разве это не счастье: выказав предпочтение лучшему, отдать ему себя на поругание». Поистине мудрый взгляд на проблематику, рождённый диктаторской риторикой либидо, однако бескомпромиссно устаревший в условиях, где мужественность ценится ниже кропотливой усидчивости, не говоря уже об умении адекватно реагировать на повседневные вызовы, перманентно глотая обиду и унижения в надежде на мастерство пищеварения. Не так давно из-за любой безделицы принято было стрелять друг в друга с одиннадцати шагов, а теперь дорожная перепалка с необременительным рукоприкладством считается верхом то ли смелости, то ли варварства – смотря по обстоятельствам, конечно.
Её личной предтечей был тамбовский вокзал, который, впрочем, менее всего походил на ворота новых эмоций, представляя