И был в этом фильме один ненавистный мне момент, с автомобильной аварией. Я внутренне готовился к этой сцене, но смотреть ее все равно не смог. Слишком жутко. Я закрыл глаза, но отлично слышал происходившее на экране: звуки столкновения и слова полицейского, говорившего толпе зевак, что виновник аварии, стервец, даже не остановился. Однако я и с закрытыми глазами ощущал устремленные на меня взгляды одноклассников. Хорошо бы, если бы на меня так не пялились. Меня нервировало то, как все смотрят на меня – словно я гипнотизирую и пугаю их. Словно мне тут больше нет места.
После урока я лишь мельком подумал о том, чтобы выйти во двор с его кофейными столиками, залитыми ярким солнечным светом. Моя бывшая компания сидела на самом виду – за столиком у стены, которая делила двор на нижнюю и верхнюю части. Я представил себе, как парни в новенькой командной униформе делятся рассказами о летних спортивных лагерях и пляжном отдыхе, смеются над тем, какими мелкими им кажутся девятиклассники. А потом я представил себя, сидящим за этим же столиком. Представил, как все молчат и думают одно и то же: ты больше не один из нас. Я не президент класса и не капитан теннисной команды. Я не встречаюсь с Шарлоттой и не вожу блестященький «бумер». Я более не король школы, и мне пора отправляться в изгнание. Поэтому, чтобы не растерять последние остатки гордости, я решил вообще не выходить во двор и устроился все на той же затененной лестнице возле учительской парковки, заткнув уши наушниками и задаваясь вопросом: почему я никак не ожидал, что все будет настолько плохо?
В двенадцатом классе был всего один курс испанского, и это означало еще один год в компании миссис Мартин. На первом курсе испанского она требовала, чтобы мы звали ее сеньорой Мартинез, что было крайне нелепо, поскольку ее муж являлся пастором местной лютеранской церкви. Она из тех чрезмерно опекающих дамочек, которые любят печь, обвешиваются праздничными брошками и обращаются с нами как с малышней из началки.
На урок я пришел первым, и миссис Мартин, лучезарно улыбнувшись, прошептала, что прихожане ее церкви молились за меня после несчастного случая. Мне в голову пришло множество куда более значимых вещей, о которых можно было бы помолиться, но не хватило духу сказать ей об этом.
– Грасиас, сеньора Мартинез, – пробормотал я, заняв свое обычное место.
– Здорово, Фолкнер, – кивнул Эван.
Он и еще три парня из теннисной команды как ни в чем не бывало заняли места вокруг моего. Словно ничего не изменилось. В руках у них были пакеты из «Бургер Кинг», на плечах – профессиональные теннисные рюкзаки (мы такие выпрашивали у тренера годами). Меня настолько отвлекли эти рюкзаки, что я не обратил внимания на две вещи: парни покидали кампус, чтобы купить себе обед, и на униформе Эвана вышита дополнительная полоска.
– Не поздравишь меня с тем, что я стал капитаном? – Эван залез в пакет и достал огромный двойной бургер. Класс заполнил