– Наш Наим из Афганистана, – подтвердил мои догадки Юра. – Но он советский, учился в России.
– Очень приятно, – я пожал руку и добавил приветливо. – Коммунист?
– Нет, у меня жена русская.
Я сделал заключение, что, видимо, в Афганистане можно было не быть коммунистом, достаточно иметь русскую жену. Не понятно только для чего достаточно…
Мы расселись и завязался обычный разговор знакомящихся людей. Перейдя сразу на «ты», как это и заведено у простого русского народа, принялись расспрашивать один другого о том о сем…
– Вы откуда, ребятки, – поинтересовался Филипп, по праву хозяина взявший слово первым.
– Из Москвы, – вздохнули мы разом. – Учились в институте. Вот житуха заела, ну мы и приехали. Может чего здесь сможем, – эта версия выглядела в моих глазах вполне сносно. Правда никому особо не важна. Сам я, в свою очередь, спросил:
– А вы сами?
За команду хозяев выступал Юра.
– Я из Латвии, из Риги, Леня тоже из Латвии.
– А, так вы – латыши? – с безразличной интонацией уточнил я.
– Нет, нет! Я – чистый русский! – Юра принялся горячо защищаться, будто я собирался его за это подвергнуть экзекуции. – У Лени папа – латыш, но он латышей тоже не любит.
Беспокоился он зря. Леню я тоже четвертовать не собирался.
Не знаю, чего он так открещивается от латышей, но мне, если честно, глубоко наплевать, кто он там.
– Филипп с Украины, – продолжал тот. – Из Одессы. Он уже месяц тут. Боря тот тоже с Украины.
Борис кивнул и в подтверждение этих слов аристократическим жестом выпустил изо рта струю дыма.
– Ну, ребятки, – Филипп нес откуда-то кастрюлю и сковородку. – Чем богаты! На азюлянтских харчах не раздобреешь… Я тут супчик… Беру пару консервочек, тут помидорчик, лучок зелени, перчик, картошечки под заправим, и хорошо. Приходится самим поварить.
Суп пахнул аппетитно и после сегодняшних сухих пайков был совершенно кстати. Я с удовольствием проглотил две тарелки, и третью мне не позволяли взять лишь правила приличия – единственнео, что еще позволяет сохранять фигуру в рамках.
– Куришь? – Юра протянул сигареты с искренней вежливостью, но явная тоска жадности мерцала в его глазах.
– Нет, спасибо, – я вежливо отказался. И его нервы спас и сказал правду.
– А пивка? – Филипп протянул мне и Кате по банке. – Вы попробуйте: настоящее немецкое, «Карлскрон»! Здесь наше нужно забывать.
От пива мы не отказались. Медленно попивая из банки в общем-то не теплое, но и не достаточно холодное пиво, я вспоминал, сколько лет, как забыл «наше». Это оказалось так себе.
Мы сидели, совершенно незнакомые друг другу люди, пили пиво, разговаривали о том о сем, и всем было приятно. Приятно, что здесь, вдали от дома,