Мы идиоты. Василий Чешихин

Филиппа. Решение было достаточно своевременное, тем более что им упоминалось слово «суп». Закрыв дверь на ключ, всей семьей двинулись на поиски пятьдесят первого номера. В душе теплилась тайная надежда, что хоть там люди опытные смогут не только добрым словом, но и добрым делом удовлетворить наше чувство легкого голода, придававшего романтичность всем этим приключениям. Однако, уж если положить руку на сердце, то в тот момент тайные булавки сомнения принялись с возрастающей силой колоть мое сердце и желудок. А образ немецкого правительства в виде доброго дяди с веселым лицом, протягивающего жирную свиную отбивную с банкой пива, стал медленно распадаться на банки рыбных консервов.

         Комната 51, как выяснилось из опроса, находилась в противоположном конце коридора. Итак, в первый раз можно было составить общую картину о сконцентрировавшихся в этих местах борцах за свое немецкое счастье. С ними нам и предстоит конкурировать и сотрудничать в предстоящем поиске новой жизни и нового паспорта.

         Рядом с нами находился номер сорок пять, в котором, как потом узнали, жило девять турок-мужчин всех возрастов от семнадцати до пятидесяти пяти лет. Дверь к ним открыта, и сидящий у порога с традиционного большими черными усами человек, заунывно играл на губной гармошке турецкие мелодии. Он тупо посмотрел на нас, ожидая, что мы с ним поздороваемся или еще чего, а я, в свою очередь тоже посмотрел на него не менее вдумчиво. Кивать ему не стал, так как давно придерживаюсь убеждения, что если кто-то хочет от тебя приветствия, то пусть и здоровается первым. Он продолжал упираться в нас глазами, видимо, узрев «новые ворота». Нам ничего не осталось, как продолжить экскурсию. Дверь в номер 42, напротив, закрыта, и из нее женский голос плаксиво говорит по-русски: «Не ходи, Петя, не ходи, мне одной страшно». Мы с Катей многозначительно переглянулись и, понимающе качнув головой, пошли дальше. Еще одна дверь – 40, закрыта, и из нее не исходит никаких звуков. Дальше по левой стороне из полуоткрытого номера 41 слышалась возбужденная сербская речь. Номер 39 молчал, а в 38-м стройные мужские голоса шумели на смеси турецкого и немецкого. С 37 по 34 занимали югославы, которые или торчали, ничего не делая, в дверях, или лежали на кроватях, не проявляя ни к чему должного интереса. Надрывно старался магнитофон, неся в народ югославскую культуру. Номер 33 приоткрыт, но из него веет темнотой, тишиной и плесенью. Дальше шел ватерклозет. За ним, вплоть до следующего, находящегося в двух комнатах от первого, территория четко поделена по национальному признаку. По правой, четной стороне, постоянно курсируя из комнаты в комнату, сновали по одиночке и группами многочисленные семьи афганцев. По левой, нечетной, шумели зудящим роем бангладешцы, все в юбках, и все мужского пола. После следующего ватерклозета следовала заключительная часть коридора, заселенная в основном алжирскими и суданскими арабами. Кроме того, по пути мы прошли еще комнаты, которые были закрыты и их обитатели еще не появились до поры до времени в истории нашего азюля, или они просто заснули. Таким образом достойных