Дождь по-прежнему барабанил в стекло. Какой странный конец лета, это небо цвета асфальта… Я не решилась попросить еще чашечку кофе.
Эвелин поразмыслила секунду и кивнула: «Я в любом случае тебе доверяю».
Она вдруг поглядела на мои голые руки. Встала. Прошла десять шагов к окну, тщательно закрыла окно. «Я не хочу, чтобы ты простудилась».
1949 год принес новые тревоги. Солдаты, прибывшие из метрополии, постоянно высаживались в Сайгонском порту под звуки военных фанфар и отправлялись в зону боевых действий, где, кроме вьетминовских бойцов, их подкарауливали змеи, москиты, дизентерия и вьетнамский лишай: такие маленькие грибки, которые во влажном климате начинают расти на коже. В феврале второй иностранный батальон парашютистов, созданный в алжирском городе Сетифе годом раньше, прибыл, чтобы усилить гарнизон в Тонкине. Индокитай отныне насчитывал два подразделения Иностранного легиона, о котором были самые лучшие отзывы, – мощные ребята, которые смогут остановить красную экспансию.
Несмотря на напряженную обстановку в стране, люди вовсю готовились к Новому году, брали приступом рынки и воскуривали фимиам перед храмами. На улицах драконы с тысячами колокольчиков приплясывали, выпрашивая здоровье и защиту.
– У твоей дочери – новая блажь.
Андре вошел в комнату, не постучавшись. Сидя перед зеркалом, Мона готовилась к вечеринке во Дворце спорта. Сто раз проведя щеткой по волосам, как ее учила мать, она подправила помадой линию губ, выбрала украшения, подходящие к платью. Вопросительно подняла брови: что такое случилось?
– Она хочет, держись, не падай, чтобы мы отпраздновали Тет!
Ему ответил из зеркала громкий смех, сопровождаемый мелодичным позвякиванием сережек.
– Тебе это кажется забавным? Но, Мона, это же совершенно неприемлемо! Я против того, чтобы в школах пропагандировали такую ерунду!
Она встала и подошла к нему. На ней было платье из зеленого атласа, изящно присборенное на талии. В вечернем свете казалось, что ей лет пятнадцать, и она это знала.
– Не волнуйся. Я поговорю с Люси. Но сделаю это завтра.
Она коснулась губами розовых губ своего мужчины, взяла его за руку и увлекла в гостиную.
Унаследовала ли она это от матери? Это секретное умение, этот тайный, хоть и всем известный код, который женщины передают из поколения в поколение? Или от самой природы? Обольстительность в ней казалась божьим даром. Уже в юности она познала двойственную сущность желания: каково это – вызывать его и каково – испытывать. У любви простые законы. Можно, дрожа, падать на колени перед той, которую на людях унижал, если мечта коснуться ее делается внезапно осуществимой. Андре умел приказывать. Но он одновременно умел и подчиняться – в тиши алькова. Мона его раскусила. В таких мужчинах