Лида посоветовала ему меньше думать о чужих делах и принялась готовить голубцы. Алеша по привычке составлял ей компанию, хотя на этой кухне жене не грозили домогательства слишком любезного соседа. Они отлично поужинали у себя в комнате, уничтожили по две порции голубцов, выпили три бутылки пива – в основном, правда, с помощью Алеши. Пиво наливали в новые бокалы, и вот тут Лида окончательно их оценила. Собственно говоря, она видела эти розочки всего один раз – с того злополучного дня рождения Света больше не ставила этих бокалов на стол. Теперь они показались ей очень красивыми, и Лида предположила, что они дорогие.
– Немецкие или чешские, я думаю. Впрочем, удивляться нечему. У Соколовых все дорогое, чего ни коснись.
– И тебе это нравится? – Муж глядел на нее пристально, как будто ответ был для него очень важен.
Та слегка пожала плечами:
– Нравится, конечно. Я тоже люблю красивые вещи – и посуду, и одежду.
– А ты знаешь, что я никогда не смогу тебя всем этим обеспечить? – все с тем же странным выражением спросил он. – У нас в семье никто не умеет зарабатывать больших денег, даже не знаю почему. Наверное, это как-то передается по наследству.
Лида попыталась его уверить, что в конечном счете высокий доход не так уж важен, что она сама неизбалована и с легкостью отказывается от любого соблазна… Но муж расстроился – она это видела и не решилась продолжать этот разговор. Вымыла посуду, приняла душ и молча уселась за пишущую машинку. Алеша улегся в постель с какой-то книгой, но не читал – она не слышала шелеста переворачиваемых страниц. «Ну что я ему сказала? Нужно было прикусить язык, Алеша все-таки глава семьи, и ему неприятно, что он не может меня баловать… А извиняться как-то глупо, я ведь просто сказала правду…»
В такие минуты ей больше всего помогала работа: перевод, чтение конспекта – все что угодно, чтобы занять голову. На этот раз ее ждал Эдвин Друд. И она решительно напечатала первую строчку.
Сказав Свете, что она основывает свою версию о воскрешении только на том, что убийство случилось в сочельник, Лида слегка покривила душой. Ей очень не хотелось посвящать подругу в свой замысел – она и сама не могла бы сказать почему. Возможно, ей надоело отчитываться перед Светой в каждом своем шаге, чуть ли не в каждой мысли. А может быть, девушке казалось, что ее версия тут же будет безжалостно опрокинута, сметена с лица земли, и тогда у нее точно не хватит смелости продолжить роман.
Перед тем как взяться за дело, она внимательно перечитала всю критику об «Эдвине Друде», которую удалось найти. Правда, многие склонялись к мысли, что Эдвин остался в живых, но мотивировали ее весьма слабо, как бы мимоходом – как нечто, не требующее доказательств. В частности, высказывались такие доводы: как мог Диккенс чуть не в первой трети романа убить героя, именем которого названа книга? Он никогда