Я молча потопала следом. Честно говоря, меня уже мало занимало то, что мне собирался предложить барон Аугустус: ощущение опасности не отпускало, липло к телу как паутина. Покой Тальи оказался фальшивым как золотой форинт в руках балаганного фокусника… Охр. Надо будет обязательно сказать Лерию о том, что погост, скорее всего, неспокоен. Я как-то болтала с некромантом, которого дорогие папочка и мамочка отправили в интернат, так он говорил, что однажды присутствовал при «разупокоении» кладбища. Светилось оно при этом гадко, так, что даже смотреть было больно – но не из-за того, что сияло чересчур ярко, а из-за чуждости света человеческому глазу.
Гийом остановился перед двустворчатыми дверями, по обе стороны от которых на часах стояли солдаты. Даже не дремали, не смотря на поздний час, а вытянулись стрункой, вцепившись в устрашающего вида алебарды – тут я мимоходом подумала, что барон Аугустус изрядно муштрует подчиненных. В Оссене часовые дремали даже днем, не говоря уж о глубокой и глухой ночи. Мой провожатый гаденько ухмыльнулся.
– Диил, открывай. Вот, на допрос веду, – и он кивнул в мою сторону, гаденько при этом ухмыльнувшись.
– Да ну? – правый часовой ожил, мгновенно превратившись из подобия статуи в человека. Окинул меня возмутительно наглым взглядом. – Мальчиков давненько не было!
И хихикнул, зараза этакая. А я почувствовала, как в темноте полыхают мои щеки. Мальчиков, видите ли, давненько не было! Ах, чтоб вас…
– Это девица из благородного рода Валле, – невозмутимо пояснил Гийом, – нечего зубы скалить.
В округлившихся глазах обоих часовых мелькнуло замешательство. Ну да, да, знаю. Не сомневаюсь, что дни свои окончу в каком-нибудь удаленном монастыре Хайо. Если, конечно, сумею выпутаться из этой передряги, и меня не повесят.
…В личные покои Лерия Аугустуса вела длинная и темная винтовая лестница. Меня снова начал бить озноб, проснулась утихшая было тупая боль в груди. Гийом нес факел, ломаные тени беспорядочно скакали по стенам, срывая чернильные покровы со старых, очень старых камней. Дыхание сбивалось, лестнице не было ни конца ни края, и я начала отставать. Тогда случилось совершенно неожиданное: Гийом остановился и подал мне руку, причем сделал он это так же невозмутимо, как за пять минут до этого побеседовал с часовым.
– С-спасибо, – я быстро облизнула пересохшие губы, а потом вцепилась в мозолистую ладонь солдата.
Это было новое, ни с чем не сравнимое ощущение. В интернате не принято вытягивать кого-то: если ты начинаешь тонуть, то все сделают вид, как будто тебя уже нет. Маг холода, Морис Валле, никогда не подавал мне руки, за него это всегда делала нянечка. Моя матушка предпочитала взирать со стороны на свое неудавшееся чадо.
– Эх, ты, – добродушно сказал Гийом, – тебе бы дома сидеть с шитьем. А тебя охровы твари понесли приключений искать…
Больше он не говорил: высоко подняв над головой факел, энергично тащил меня наверх. А я молча смотрела на него,