– Не надо. Я же специально сюда пришел! – Ник сперва сбился, но потом сумел сказать то, что хотел. – Я искал вас, чтобы вы меня убили. Насовсем, чтобы не было никаких реинкарнаций, о которых нам тут рассказывали. Нам говорили, что окончательно убить человека может только пожиратель душ. Пожалуйста… Я больше не могу.
– Ты хоть понимаешь, о чем просишь? – помолчав, вздохнул его собеседник.
– Да. Понимаю. Вам же ничего не стоит…
– Тебе не приходило в голову, что это достаточно болезненный процесс?
– Ничего. Зато потом я ничего не буду чувствовать. Мне и так все время больно. Пожалуйста, мне только вы можете помочь.
Ник начал рассказывать, торопливо, сумбурно, перескакивая с одного на другое. О том, как в городе, где он раньше жил, начался массовый психоз, об избитом отце, о побеге в Москву, о сожженном палаточном лагере, о том, как умерла мама, о помойках, пустых бутылках и грязных серых подъездах с чуть теплыми батареями.
Пожиратель душ не перебивал. Только однажды, когда Ник расплакался, негромко предложил: «Выпей вот это», – и откуда-то сбоку протянулась вроде как членистая лапа насекомого, но толщиной с человеческую руку, она держала кружку с напитком. Конечность тут же исчезла; Ник, глядевший сквозь пелену слез, не успел ее рассмотреть, а напиток был похож на холодный апельсиновый сок, слегка газированный.
Было стыдно, что он рыдает, как маленький. До сих пор он не плакал. И до сих пор он никому все это не рассказывал. Но ведь тот, кто сидит напротив – или, вернее, тот, кто находится за спиной, вне поля зрения, – не человек, так что, наверное, можно не стыдиться…
Ник скорчился на твердой, как камень, белесой земле. Пожиратель душ выпустил ворот его куртки, но придерживал за плечи, мягко пресекая попытки оглянуться (все-таки хотелось увидеть это существо, пусть на долю секунды).
Закончив рассказывать, он почувствовал себя, как после изматывающей медицинской процедуры. Машинально допил остатки напитка.
– Иммиграционной службе следовало бы позаботиться о реабилитационной терапии, – заметил горный призрак. – Возможно, лет этак через пятьдесят они до этого додумаются… Успокоился?
Ник молча кивнул.
– Обычно мои гости плачут, потому что не хотят умирать.
– Я из-за этого плакать не буду.
– Ник, я так и не понял, почему ты должен умереть. Все это произошло в твоем родном мире, но сейчас ты находишься в Иллихейской Империи. В настоящее время жизнь здесь очень даже неплохая.
– Мне никакой не надо. Все равно я не смогу… Я трус, – это он прошептал еле слышно. – Я не смог спасти маму, когда они приехали, чтобы сжечь наши палатки.
– Насколько я уловил, ты полез в драку с более сильным и к тому же вооруженным противником, не имея никаких шансов на победу. Типичный для труса поступок, верно?
– Полез, ну и что? Она ведь уже умерла, и я не смог ее спасти. Я боюсь, что все это будет опять, если не в этой жизни, то в какой-нибудь следующей,