И лишь потом, с печалью неизбежной,
За скромный ужин сяду без огня,
Чтоб никогда во тьме своей кромешной
Не обижалась мама на меня.
Матери
Затопи ты мне русскую печь,
Заведи свою русскую прялку.
Под ее монотонную речь
Мне недавно забытого жалко.
Ничего, что я буду угрюм,
Я согреюсь зато и оттаю
От осенних неласковых дум,
С чем я ночи свои коротаю.
Затопи ты мне русскую печь,
Обогрей невеселых и квелых.
Я хотел бы навеки сберечь
Этот запах березы горелой.
Слышишь, ветер бушует опять,
Отрясает скрипящую грушу.
Научил бы меня окликать
Он бессмертную русскую душу.
Я б навеки прославил ее
И сказал бы свободные речи
Про свое молодое житье,
Про широкие русские печи.
Потому я тоскую в ночи,
Потому и смотрю нелюдимо,
Что пришел от крестьянской печи,
От ее горьковатого дыма.
Затопи же мне русскую печь,
Заведи монотонную прялку,
Я хотел бы все то уберечь,
Что нерусскому бросить не жалко.
Сирень
Скорей!
В укромном палисаде
Средь лопоухих купырей
С утра ознобно лихорадит
Мою притворную
Сирень.
Сирени гребень петушиный
Заломлен ветром набекрень.
Цветенье вишен потушила
Своим цветением
Сирень.
Сирень
В оборках и монистах
Облокотилась на плетень.
И бьется пойманной жар-птицей
За пазухой моей
Сирень.
А ввечеру сольются тени
Поодаль лунной полыньи,
Всю ночь звонят в кустах сирени
На посиделках соловьи,
Что их заря оберегала,
Что безмятежен встречный день…
И веет влажным опахалом
В окно
Лиловая сирень.
Сирень иссякла. Выветрились звуки
Волхвующих на славу соловьев.
Ей обломали трепетные руки
И нищенкой оставили ее.
Ах, мы не то ей раньше предсказали!
Но разве кто судьбу опередит?
Черемуха – и та теперь глазами
Своих лукавых ягодок глядит.
И яблони от солнца тяжелеют,
И вишни зарумяниться спешат.
Как верных жен, их холят и лелеют
И ради них ночуют в шалашах.
А ты, сирень, а ты, моя забава,
Скажи, кому была она нужна —
Твоя лихая выцветшая слава,
Твоя до боли грешная весна?
И тихо мне в тени дебелой хаты
Сирень шуршит упреком на упрек:
– Кому нужна и в чем я виновата?
От рук чужих меня ты не сберег…
Зимою дни проходят, как во сне,
Звучат вдали шальными голосами.
А