– Я тебе че, бля, ресторан?! – не выдерживаю я.
– Извини. Просто меня с яиц тошнит, я не очень хорошо переношу яичный белок. А так я все ем. Ну… кроме рыбы. На рыбу у меня аллергия. И на инжир. И…
– Стоп! – Я поднимаю руку, и Лиана испуганно замолкает. – Мне не интересно, на что у тебя аллергия. Не хочешь жрать яйца – не хочешь жрать. Можешь съесть и проблеваться, мне плевать.
Кажется, я ее все же напугал. Кто бы мог подумать, что страх передо мной в Лиане зародится не от похищения, жизни взаперти и угроз, а от обещания отпустить. Ну да, я не стану организовывать для нее трансфер до города. Выкинуть здесь, вдали от трассы, было бы слишком жестко, замерзнуть как нехрен делать и машины хорошо если пара штук за день ездят. Но на трассе-то уж крайне сложно влипнуть в неприятности. Кто-то да вызовет ментов или подкинет до города. Интересно, что есть причина такого ужаса? Надо будет при случае разобраться.
Но проклятая жалость слабо шевелится внутри, и я объясняю:
– Холодильник сдох и из продуктов только яйца и бекон. После того, как я съезжу в город, получишь что-нибудь еще.
Успокоить не получилось: ужаса в огромных глазищах становится еще больше.
– Ты уедешь и оставишь меня здесь?
– Нет, привяжу к машине, и будешь за ней бежать. Естественно.
– А если ты не вернешься?
– Значит, – я усмехаюсь, – судьба у тебя такая.
Становится совсем темно, а света на чердаке нет, я не стал монтировать проводку, когда готовил комнату. Тогда это казалось хорошим решением, а сейчас уже не уверен.
Я быстро ухожу, оставляя Сергееву в темноте и тишине. Мне надо подумать и определиться с дальнейшими действиями. Четыре недели наедине с заложницей… это будет не так просто, как кажется.
Глава пятая
Мне давно не было так страшно. Четыре недели! Четыре недели на темном чердаке, практически на привязи. И если бы это был конец… Самое страшное то, что я совершенно не уверена, что отец вообще будет заниматься моими поисками.
Хотя это во мне говорит паника. Со смерти мамы мы почти не общаемся, но ни в деньгах, ни в просьбах папа не отказывает. Особой любви с его стороны, конечно, нет, вряд ли его волнует, жива ли я, здорова ли. Иногда мне кажется, что такие, как он, вообще не способны любить. Ни жен, ни детей. Мы все как средство достижения целей: жена – чтобы создать образ семьянина, ребенок – чтобы сыграть на материнском инстинкте избирателей. Красивые слова в газетах для голосов, красивые фото в сети для рейтинга.
Настоящая любовь продается плохо. По крайней мере, в бизнесе и политике.
Я не уверена, что в битве гордости и ненависти к Тихомирову и отцовским долгом победит второй. И если отец решит любой ценой добить давнего соперника – станет ли дочь приемлемой жертвой? Полагаю, да.
Но все же меня отпустят. Тихомиров не похож на конченого подонка, а значит, нужно пережить четыре недели. До меня вдруг доходит: свой двадцать третий день рождения я встречу здесь, на чердаке дома у моря. Да, шарики повесить негде, да и торт