Хоста террасами спускалась к морю. По верхушкам деревьев еще разбрызган был закатный сурик, там верещал еще птичий базар. А внизу, у реки, к вам уже тянулась ледяная рука в зеленой перчатке.
– Нос замерз. Потечет еще… – Майя сморщилась. Улыбнулась. – Мы… Как тебе группа?
– Понравилась.
– И всё?..
– Я не спал ночь.
– А я?..
– Ну, мы.
«Мы» прошли еще немного вниз по Хосте. Под аркой пешеходного мостика из бока набережной были выдраны две или три плиты. Лазоревая струя реки тут закручивала замысловатую «обратку», в которой вертелся, боязливо приседая, красненький поплавок.
– Мы…
Поплавок тут утонул – и угрюмый рыбарь выдернул из бирюзовой воды крошечную рыбку, лилово сверкнувшую на солнце. Она запрыгала по асфальту и вмиг была обклеена песчинками ночи.
– Ты на «фокусах» будто танцуешь.
– Даже не «танцуешь», а «колдуешь».
…От «Кашмира» он ее довел до «Кубани» и даже зашел с нею решительно в гостиничный холл. Но вдруг врубил «заднюю». Борисоглебско-трехпрудные8 баядерки по-прежнему жили в чужом сюжете. Не его. Он вышел на круглую площадь перед гостиницей. Речка Сочи играючи ворочала валуны под мостом. Над городом-курортом мертво горела апрельская луна.
Он совсем было собрался вернуться к себе в «Рэдиссон», рука уже поднялась навстречу такси, и белый «Логан» было замигал правым поворотником… Но тут он представил, как войдет в стерильный пустой номер, как увидит пустое серебряное море… И извинительно помахал «Логану»: поезжай, кацо, я не твой клиент.
Они заказали чаю. Он предложил перейти на «ты». Чай был горячий. Она согласилась.
– Как зовут твою дочку? Настя? – вдруг спросила под утро. – От «воскресения»… Наверное, копия ты…
– Я ее вижу раз в сто лет.
…Небо над морем холодно отливало алюминием. О гальку звякали стеклянные трубочки волн.
– Как пусто на пляже… Мы ровно сутки вместе.
– Где взять союзников?
– В «Кашмире» ты мне стул. Ножки по кафелю – з-з-з…
– Какую писать программу?
– Ты – ветер, Вятр. А на земле…
– Как докричаться до избирателей?
Глава 5. Начала зла
Зло начинается там, где человек
начинает полагать себя
лучше других.
Димка не с бухты-барахты пошел в «контору». «Большой дом» – единственный во всем Ленинграде – опирался не на предательское чухонское болото, а прямо на твердую мантию Земли. И это масса планеты – не что-нибудь – искривляла траекторию Димкиной жизни.
У двери приемной он обернулся и по-разведчески «сфотографировал» всю картинку у себя за спиной. Людской поток, поливаемый ливнем, монотонно лился по Литейному. Потерю одной капли никто не заметит.
Димка вошел. В приемной