На склоне последнем крутом
Под тенью Креста подождем.
Икона
Когда бывает тебе трудно,
Легко ль находишь ты ответ?
Икону не держи подспудно,
Не прячь во тьме, поставь на свет,
На ясном месте, видном самом,
Чтобы ты зрил Его глаза,
Чтоб осенял тебя перстами:
Лихая отстранись, гроза,
Свирепый зверь, забейся в кущи,
Ползучий гад – в овражном дне,
Крутая стань пологой, круча,
Любовь, пребудь внутри… извне…
Иисус Христос и Матерь Божья —
С Небес струится их тепло.
…Ты на божнице осторожно
Протри ладонями стекло.
««Возрадуйся!» – стенает попик…»
«Возрадуйся!» – стенает попик,
«Терпи!» – взывает президент.
Век минул. Так же смурно, топко.
Казенный поистлел брезент,
Над головою брезжут дырки,
Коробит душу та же скорбь.
На брюках нэповская бирка.
На теле сталинская корь.
Но кто попа поставит к стенке?
А президенту даст отлуп?
Ну а пока народу пенки
Дают попробовать на зуб!..
««На всех не хватит!» – этот принцип…»
«На всех не хватит!» – этот принцип
В ходу поныне на Руси.
И те, кто наверху, у власти,
На крохи кус не делят, просто
Запихивают целиком
В большое брюхо,
Без мозолей довольно руки потирая,
Ему, конечно, жизнь – малина,
Его продлится долго век,
А в день прекрасный похоронят,
Да с подобающими почестями
И, верно, из обделенных,
Худой, в залатанной одежде
Обронит слезы без притворства,
Вслух Богу жалуясь: «Как же
На свете жить нам без кормильца?!»
…Всегда так было на Руси!
«Есть в человеке странная черта…»
Есть в человеке странная черта…
Коль подошел к горе, то непременно
Карабкаться начнет по крутосклону
Без всякой цели. Так же без нужды
Он спустится в расщелину, в которой
Поток клокочет, камни превращая
В песок, а белый свет в летучих
Мышей, холодных, липких, как листва,
Осклизло почерневшая в предзимье.
Он, человек, над бездною повиснет,
А повисев минуту иль подольше,
Полезет по скале, рискуя жизнью.
Там, наверху, с усмешкой его спросят:
«Ну, расскажи, чего ты видел, слышал?
Зачем ты в сатанинскую утробу
Попер, не пожалев своей башки?»
Он как бы в оправданье кинет взглядом
В глубь беспросветную и тихо покачает
Он головою, пестрой от седин,
Заложит руки за спину, пойдет
Спокойно, будто по лужайке ровной,
Неимоверно узкою тропой,
Нависшей над неведомою бездной.
Старуха
Усохла, постарела,
Глядит на небеса.
На