«Я все прекрасно понимаю. Хорошо. Как хочешь. Узнаю сама».
Последняя фраза была перечеркана, с трудом удалось разобрать:
«Все сложнее… поверь мне. Прошу, Л… не ходи туда!»
– Странно, – Лиля перевернула листок – пусто. Видимо, незнакомец не успел закончить фразу.
– Что это? – Катя рассмотрела находку и вернула подруге.
– Понятия не имею. Даже не представляю, сколько это могло здесь пролежать. И кто вообще смог прорваться через этот буквенный ад. Может, кто из студентов? – Лиля захлопнула книгу.
– О, а вдруг этот листок лежит тут настолько давно, что ты нашла «любовную драму» кого-то из начальства? Сможешь шантажировать повышением.
– Все равно другим способом не удастся пробиться по карьерной лестнице, – усмехнулась Лиля.
– Да ладно тебе.
– Кать, – перебила Лиля, внезапно став серьезной. – После подвала мне еще долго придется доказывать, что я не попытаюсь загрызть своих коллег. На повторном экзамене, что мне устроили в августе, комиссия смотрела на меня чуть ли не через лупу, проверяя, в порядке ли я. Могу ли работать. Им я доказала. Думала, этого хватит, но… теперь всякий раз мне придется начинать это заново. Я надеялась, что… не меня будут винить.
Катя подняла глаза и медленно захлопнула дневник.
А ведь Цветкова все еще не знала о том, что ее лучшая подруга очень близко знала Киреева.
Никто об этом не знал.
Так захотел Валер.
– Киреев – монстр, – прошептала Лиля, не в силах больше сдерживаться. Ее просили не говорить о произошедшем. Она сама не хотела лишний раз возвращаться к воспоминаниям, раз за разом переживая случившееся. Но… почему-то от молчания не становилось легче. Лиля не могла поговорить ни с Борисом, ни с кем-то еще… кроме Кати.
Охотница не искала от подруги ни сочувствия, ни жалости, просто хотела наконец снять этот груз с души.
– Он выглядел, как человек. Говорил, как человек. Но ему нравилось делать это все со мной. С нами. Я ненавижу его. Никогда в жизни никого так не ненавидела…
Цветкова сжала страницы книги.
– Когда я увидела, что его портрет сняли, я не почувствовала ничего, кроме облегчения. Это неправильно, да? Имеет ли право охотник ненавидеть человека, которого просто не успели исцелить?
Цветкову передернуло: жуткие образы мелькнули перед глазами и тут же исчезли, не оставляя следа. Так работало исцеление: воспоминания подавлялись, отправлялись в подсознание, не причиняя никакого вреда.
Катенька села перед подругой и коснулась ее рук.
– Лиля, помнишь, я писала тебе письмо? Что хочу поговорить.
Цветкова кивнула.
– Я видела его, – Катя осторожно провела пальцем по рисунку печати. Глаза Цветковой расширились от ужаса.
– Он… напал на тебя?
Катя покачала головой. Лиля выдохнула:
– Поэтому обновили печать? Запрещают говорить