И стоило Шенне об этом подумать, как нищий повернулся к ним лицом. На глазах у него показались две большие слезы. Он протянул руки и раскрыл ладони, чтобы Шенна посмотрел, – и обе они были пусты. Едва это увидав, Шенна украдкой взглянул на Черного Человека, но, как ни глядел, не заметил у того никакого интереса. Тот и виду не подал, что заметил нищего. Когда Шенна обернулся, бедняк исчез.
Они направились дальше, и ни один не проронил ни слова. Наконец подошли к дому. Повстречался им сосед и поздоровался с Шенной:
– Бог и Мария тебе в помощь, Шенна, – сказал он. – Рано же ты сегодня возвращаешься домой из города, да к тому же в одиночестве!
– Да у меня и дел-то никаких не было, – ответил сапожник и снова покосился на Черного Человека. Тот не выказал никакого интереса к разговору, и тогда Шенна понял, что сосед его не заметил.
Они вошли в дом. Стул по-прежнему был там же, возле очага, и ничуть не сдвинулся с того места, где Шенна оставил его поутру. И мешок висел все там же, где Шенна видел его утром, когда зачерпнул оттуда последнюю горсть муки. Черный Человек взглянул и на стул, и на мешок, а после посмотрел на Шенну.
– Передвинь его, – сказал он.
Шенна подошел и положил руку на спинку стула.
– О! – воскликнул сапожник. – Он застрял!
Взялся Шенна за стул двумя руками, но его не удалось подвинуть ни туда, ни сюда.
– Ух ты, – удивился он. – Засел крепко, все равно что ручка на киянке!
– Подвинь мешок, – сказал Черный Человек.
Шенна подошел и ухватился рукой за мешок. Тот будто вмерз в стену – прочно, словно камень в глыбу льда. Шенна замер и опустил голову.
– Ну вот, – сказал он. – Вот я и влип так, как никогда раньше. Никто в мире и на целом свете не подскажет теперь, что же мне делать. Ни пять райских небес, ни девять чудес не подскажут, что делать! Как бы я ни старался, кто-нибудь все-таки зайдет и сядет сюда, как бы ни силился я его удержать! А тогда уж вся родная округа на меня ополчится. Забьют меня собственной плитой от очага без всякой пощады и жалости! А может, твоя милость, как раз ты в силах снять с них это проклятие?
– «Может, как раз я в силах снять с них это проклятие», – едко заметил Черный Человек. – После того, как кое-кто сам его наложил и проклял тех людей от всего сердца. «То-то я над ними стану потешаться!» Ну и где теперь твоя потеха?
– Потеха вышла ужасная, признаю. Но пусть и так, негоже тебе тыкать мне этим в лицо. Верно, сам ты никогда не совершал промашек. А кто же та женщина, что тебя разорила?
– Постой! Постой, Шенна! Эту промашку мы оставим в покое. Я сниму с них проклятие при условии, что ты вовек не проговоришься ни живому, ни мертвому о сделке, что заключена между мною и тобой.
– Будет тебе такое условие, с удовольствием, – согласился Шенна. – Не изволь сомневаться, у меня нет ни малейшего желания говорить об этом с кем-либо. Я-то как раз боялся, что ты сам всем разболтаешь, но если желаешь, чтоб мы оба хранили сделку в тайне,