Я получила по диктанту четверку. Как такое могло случиться – не знаю. Зевнула где-то, бывает, я живой человек, просто ребенок. Была просто ребенком. Мама, забирая меня, узнала о четверке, и всю дорогу презрительно игнорила ребенка. Просто шла впереди, задрав нос. А сзади то бежала, то плелась провинившаяся я, и пыталась с ней заговорить.
– Мама. Ну, мама. Ну чего ты молчишь? – тишина. Гробовая. – Мам. Ну, мама-а-а. Мам, ну скажи ты что-нибудь. Да что я сделала-то, мам?
Нет, я прекрасно осознавала, в чём мой косяк. Просто даже мой семилетний ум понимал, что это просто адский бред какой-то: так изничтожать первоклашку за четверку. За четвёрку!!! Могло это послужить поводом свернуть моей психике на путь жертвы? Мне кажется, вполне. Да, я сказала, что меня не били. Припиздела немного. Так-то не били, конечно. Но вот был случай, опять же в первом классе, когда я загулялась до десяти вечера вместо девяти. А дома получила скакалкой по лицу. Было больно, остался глубокий след от удара. Я всем врала, что поцарапала лицо, падая с дерева, или забираясь на него – не суть. Дядька, кстати, не поверил. Мамин брат. Он жил с нами, и мы с ним, в общем-то, дружили. Дядька приехал из командировки, выпытал у меня правду, и выписал матери пиздюлей. И главное, вот чего я не понимаю… в тот вечер мы с подругой сидели во дворе на веранде. Никто меня не терял, не искал, не звал, а по морде я получила. Интересно… мне понятно, когда мать на эмоциях бьёт ребенка, которого искала несколько часов. От страха бьет, от волнения. Но хладнокровно скакалкой по щеке… если взять увеличительное зеркало и присмотреться – он и сейчас виден, тот шрам. А ещё все эти педагогические меры оставляли кровавые следы на моём невинном, неопытном детском сердце. Этих следов не видно. Но они есть.
После истории с жертвой-мной и тираном-насильником ни на каких мужиков я, конечно, уже не смотрела. Подсознательные поиски папы в каждом прохожем закончились. А один раз, приехав к подруге, я увидела на её отце