– То есть, не смотря на то, что мы женщины, – моё лицо выдало что-то наподобие ухмылки, – У нас есть выбор?
– Именно.
– Так почему ты выбрала этот номер? Эту профессию?
– Потому что осознать, что ты сама дура, лучше в сраной коробке, чем в вышитом бархатом ларце. Быстрее доходит, знаешь ли. И надольше хватает. В идеале—на всю жизнь. Мне надо было собраться…. С мыслями. С собой. Драя каждый сантиметр заблёванного ковра, я вычищала себя, свою жизнь. От того прошлого, которое сама, сама! Позволила заблевать. Не просто стояла и смотрела на блюющего, а предварительно сама напоила его рвотным. А потом ещё благодарила. И хвалила. Дорогой, ты такой молодец! Милый, ты абсолютно прав!
– Что-то это не очень на тебя похоже.
– А на тебя похоже – жить с маменькиным ублюдком, закрывая глаза на его измены? Просто так! Даже не за деньги, не за какие-либо другие ништяки типа ювелирки и имущества?!
– Нет! Не похоже! Да и унизительно это как-то – терпеть насилие за ништяки!
– А терпеть насилие бесплатно —венец гордости? Или гордыни, когда упиваешься чувством самопожертвования, грациозно распуская сопли разбитым в кровь носом?!
– Но а те, кого изнасиловали – тоже сама дура виновата?
– Скажем так, тоже сама. А дура не дура – судить не берусь. Если человек жизнь кладёт на то, чтобы вырастить одуванчик – дурак он или садовод?
– Так одуванчики же и так растут повсеместно! Меня, когда бабке на лето в село сбагривали, так я, не разгибая поясницы, до вечера на грядках плясала, эти одуванчики выдёргивала, чтоб её урожаю не мешали.
– Ну о том и речь.
– То есть они сами выращивают насилие?
– Не с нуля, но интенсивно, так сказать, продолжают семейное дело.
– Офигеть! Просто офигеть! Слава Богу, это не моя история!
– Вижу. Вот поэтому я тебе и рассказала про женскую вселенную. Потому что я увидела, что тебе можно помочь. Ты не смирилась. Не приняла добровольное служение существу с членом как смысл своей жизни.
– А те, кто принял – им помочь нельзя? Совсем-совсем? – мозг отзывчиво подогнал череду много виденных и часто слышанных историй о незавидной судьбе знакомых и незнакомых женщин, отчего слезам в глазах стало нестерпимо тесно.
– Нельзя! Если женщина добровольно выбирает страдать – чем ей тут можно помочь?
– Как чем?! Ну…
– Ну?
– Ну объяснить, что…
– Что? Что она не права? Знаешь, сколько таких?! Не правых. И предлагаешь каждой навязывать свою волю?
– Почему – свою?!
– Потому что это мой выбор – быть свободной. Они же предпочитают сидеть и плакать за «каменной стеной». Предварительно лишившись руки и сердца. Думаешь, этим ветеранам семейного счастья нужна другая жизнь?
– Наверное, ты права….
– Наверное, – усмехнулась Агата.
– Ты счастливый человек, – покачала я головой,