А Максим рассуждал про себя: неужели вот так просто можно поменять то, в чем, кажется, уверился навсегда?
И Виктор Алексеевич сказал:
– Я не отрекся от Бога. Но искушение было выше моих сил. Значит, Господь отныне меня числит среди тех, кто не был достойным ему служить.
Он помолчал и заключил:
– Но это вряд ли можно считать преступлением.
Когда они проходили очередной ряд, то откуда-то вынырнул монах. Он явно был смущен этой встречей.
– Я бы возликовал, – вдруг сказал монах, – если бы мог разобраться в своих чувствах, как это удалось тебе. Но Бог посчитал, что я неспособен на какой-то протест.
И монах удалился, почему-то именно Максиму вручив гроздь винограда, выхватив ее из корзины, которую нес.
А Подруга Жены сказала:
– Теперь из нас троих самый святой ты, Макс.
Он не возразил и не согласился.
Просто еще ошеломление до конца не прошло.
– Но и тебе недолго осталось быть праведником, – напророчествовала Подруга Жены.
На этом они, собственно, и расстались.
Напоследок Подруга Жены отщипнула от кисти, которую как-то неуклюже, как котенка за шиворот, держал Максим, две виноградинки. Одну сунула в рот мужу, а вторую съела сама.
46
Опять решил поработать ночью. С вокзала взял двоих. Он все ей заглядывал. А когда садились, спросил:
– Куда коляску и сумку?
– Не на голову же мне! – не очень любезно ответила она.
Максим затолкал коляску и сумку в багажник.
Поехали.
У салона новобрачных она просила остановить. И тут же – во двор – чуть ли не бегом.
– А вещи? – кричит он ей вдогон и понимает, что ошибся, приняв их за супругов.
– Какие вещи? – вернувшись, недоумевает она.
– Коляска и сумка, – говорит он, для вящей убедительности распахнув багажник, где они лежат.
– Так это не мои, – говорит она. И вдруг затревожилась: – Теперь же нас за воров посчитают.
– Ну что будем делать? – спрашивает Максим.
– Едем на вокзал, – говорит парень с той долей решимости, которой так не хватало ему в общении с этой девушкой там, где он их взял.
Приехали.
На стоянке уже пусто. Поспрашивали подремывающих таксистов. Хая никто не поднимал. Решили заглянуть в сумку. И тут же на документы наткнулись. Поехали по адресу.
Им открыла молодая женщина с испуганным лицом.
– Он что-нибудь натворил? – спросила.
– Почему «он»? – спрашивает Максим. – Документы-то ваши?
– Мои. Но только муж сынишку к бабушке, то есть к моей маме возил.
За их спиной взвозился в замочной скважине ключ, и дверь распахнулась.
– Ну вот и он сам! – сказала жена. – Как стеклышко.
Когда же при общем хохоте и соответствующих случаю междометиях все выяснилось, муж, вытирая выступившие от смеха слезы, произнес:
– Только я отвернулся, чтобы старушке помочь оклунок на плечо вздеть, глядь, а шмоток уже нет.
Жена тем временем зашебаршила в