Он почему-то слишком легко смирялся с потерями.
Не охал и не причитал, ибо как-то разом – без всяких скидок на пресловутое «если бы» понимал, что факт грубо и неотвратно случился и надо воспринимать реальность так, как она есть.
Не впал в тоску и горесть он, узнав о гибели Есенина.
Правда, когда кто-то сказал, что одним скандалистом стало меньше, строго его оборвал:
– Им не заменишь и миллион тихонь.
Но осудительно было другое: ушел из жизни сам.
Без посторонней помощи.
Хотя ходят разные слухи.
Но сейчас не до них.
Страна резко кренует в ту сторону, за которой – крах.
И еще – Сталин не видел места поэта в революции.
Ну что близкое к ощущению нужности прорезалось в «Двенадцати» Александра Блока.
Иногда, правда, чем-то удивлял Маяковский.
Но не в поэтичном смысле, а в горлопанском.
Однажды, под Царицыном, ему встретился поэт полка.
Он так себя и звал – Поэт Полка.
Когда шли в атаку, то пели его стихи:
Краснов! Убирай свое брюхо.
Иначе убьем, как муху!
Мы – красноармейцы
Кастрировать гадов умельцы!
Со стороны вроде смешно это выглядело.
Но когда начальство было хотело вместо подобной глупости, чтобы запели что-то революционное, все в один голос воскликнули:
Не станет белого света,
Если не будет Полкового Поэта.
Странным он был – тот представитель не очень богатырского сложения словес.
Однажды застали его в лесу за рытьем какой-то ямы.
– Зачем ты это делаешь? – спросили.
– Самогнездотвахту себе готовлю.
Это была землянка, куда после суда совести, который он учинил себе сам, заточал себя на определенное время.
Где и находился без пищи и воды.
Однако погиб Поэт Полка не от жажды и голода, а, наверно, из-за своих стихов.
Так тогда показалось ему, Сталину.
Ибо накануне он отличился слишком вызывающим, хотя и греющим душу:
Ты стань податливее воска,
Коль говорит с тобою Троцкий.
Иначе ад повеселишь,
Или навеки замолчишь.
Ведь он красней, чем помидор,
Всех армий прошлого позор.
Это были последние строки Поэта Полка – «ПП», как звали его.
Буквально на второй день, как он спел это, его нашли убитым.
Пуля прошила бедняге голову.
А рядом почему-то валялась растерзанная «Библия».
И полк – онемел. Молча стал ходить в атаки. И однажды потерпел первое поражение. Потом – второе. И его сняли с передовой.
И тогда туда приехал Троцкий.
– Куда исчезла ваша сила? – вопросил он, своей извилистой речью пытаясь загипнотизировать полк.
Но кто-то ему ответил:
– Сила у нас осталась, души не стало.
– А ну пять шагов вперед! – скомандовал Троцкий тому, кто говорил.
Но тот не пошевелился.
К