О чем он там говорил, нам ведомо не было. Но вышел из бендежки возмущенным, стал вскидывать вверх руки, клясть власть верховную и чуть ниже, бубнить, что в цивилизованном мире за подобные штучки если по головке гладят, то только против шерсти.
На этом запале он и сел в свою «волгу» и поехал, забыв вытащить из горловины своего бака заправочный пистолет. В сердцах газанув, он вырвал шланг, который и пошел хвостом мотыляться следом за ним.
Тут выскочила заправщица.
– Догоните его! – завопила.
Но как догонишь, когда мы без бензина.
Однако в ней произошел какой-то слом, сдвиг, как говорится, по фазе, потому как она подошла к другой колонке с девяносто третьим и, развернув шланг, сказала:
– Заправляйтесь!
У меня, правда, вертелся на языке вопрос: откуда же, мол, бензин-то взялся, ежели его несколько минут назад и в помине не было? Но я промолчал, потому как перспектива и дальше стоять с пустым баком не прельщала.
Перечитывая свои вирши, Виктор Николаевич открывал, что при этом имел распустившееся, как от выпитости, лицо. Куда-то в иной мир его творчество уводило. И – приходило успокоение. Хотя дома все продолжалось одно и то же. Жена завидовала соседке, муж которой свозил ее на Канары. «Ведь никто по образу и подобию!» – повторяла она где-то подхваченную фразу. А дочь изнуряла нытьем, что у нее нет таких нарядов, как у ее одноклассницы Руфи.
Но все это как бы проходило мимо него. Он был – там, то на улицах и трассе, то – за столом. И бессонность, на которую он себя обрек, ничуть не утомляла.
2
С тех пор как Аверьян Максимович Курепин был переведен из Светлого в уголовный розыск областного управления, он забыл, когда по-настоящему спал. Ибо разбои, убийства, разного рода кражи шли одно за другим. И эта масштабность угнетала.
Поскольку семья еще была в Светлом, он иногда вырывался туда на час или два и там вдруг открывал, что уже пришла весна, оглушенная пафосом грачей. Иногда их победоносный воплевый карк пытались пересвистеть скворцы, как бы давая понять о своей причастности к этому безумолочному действу. Но, ликуя, грачи не давали посторонним звукам главенствовать в чаще. Они были основной приметой весны.
Аверьян видел, что сынишка уже обгорел на солнце и начинала шелушиться яичная скорлупа его щек.
Луг же, возле которого он как-то случайно оказался, как всегда, расцвечивался медленно, с паузами. Сперва выходили из почвы желтоцветы. И потом только появлялась другая яркость.
А лес, кажется, оживленный птичьим гомоном, стремился залучить себе гостя.
Но уйти в его серые дебри не удалось – и тут нашли.
– Товарищ полковник! – откозырнул ему сержант. – В лесопосадке машина горит.
Он как бы покидает забалдевший от весенних запахов полдень и погружается в какое-то новое время суток, когда не замечаются ни восходы, ни закаты, ни ночная тьма, ни луна, ни солнце.
Курепин приехал в