После чая, просмотра альбома с фотографиями и всего, что из раннего детства Марины понавоспоминала Капитолина Феофановна, они переместились в зал, где стояла невиданная по тем временам штука – телевизор.
Пел Мулерман.
– Я так его обожаю! – воскликнула Марина, и у Клюхи спирально повернулось в груди сердце. Даже, кажется, стучать стало в одну – на вылет слева – сторону.
– А у нас есть дед, – не совсем впопадно начал Клюха, – который, коль что-либо забудет, говорит, что у него выцвела память.
– О! – воскликнула Капитолина Феофановна. – Он у вас выражается как поэт.
– А он поэт и есть, – сказал Клюха. – Только корявый такой, в общем народный.
Капитолина Феофановна перебила улыбку ухмылью превосходства: деревенские обороты речи Клюхи резали ей ухо.
– И он пишет стихи? – полюбопытствовала она каким-то отжатым от себя, что ли, голосом.
– Нет, частушки он сочиняет.
– А папа говорит, – встряла Марина, – что это народное творчество.
– Так оно и есть, – с тональностью, присущей его учителю Павлу Лактионовичу, начал Клюха. – Но ведь кто-то, скажем, делает зачин. Как в хоре. А потом другие доводят частушку до совершенства. И – ежели ей повезет – она и станет затем народной. То есть всеми певаемой.
– А мы можем что-либо услышать из репертуара вашего деда? – спросила Капитолина Феофановна.
– Могу. Только это не мой дед. Просто он живет в нашем хуторе.
– Ну пой! – обдоила ему рукав своими ладонями Марина.
– Но Протас, – продолжил Клюха, – который говорит о себе, что он не «продаст, но воздаст!», часто адресует кому-либо свои частушки.
– В каком смысле? – подторопила его с объяснениями Капитолина Феофановна.
– А вот послушайте. – И он негромко запевает:
Петька пляшет, Клим поет,
Витька фокус кажет:
И без денег достает
Все, что двое скажут.
Потому что двое –
Главные в попое:
Петька – пред,
А Климка – бух.
Витька же – слуга на двух!
Капитолина Феофановна подуронив щеки отсмеялась и только после этого поинтересовалась:
– А что такое – «пред»?
– Да председатель, как ты не поймешь! – нетерпеливо выпалила Марина.
Глаза ее, немного притененные ресницами, сияло фосфорились.
И Клюха понял, что надо спеть что-либо еще, потому как интерес был, видимо, не только к частушкам деда Протаса, но и к нему, к Кольке, забавно, как сам считал, их исполняющему, и он, чуть позанудив голос, повел:
Мне сказала перепелка,
Кто