– Я предпочитаю встать на два часа раньше, чем поручать свои дела такому негодяю.
– Почему же он негодяй?
– Браконьер, контрабандист! Прекрасная репутация! В деревне будут злословить.
– Вы настолько независимы, что можете пренебрегать клеветой, и настолько добры, что не можете не помочь господину Луару… когда он говорит вам о своей матери.
Ее последние слова были полны злой иронии. Наступило молчание. Гонсолен колебался. Он давно сердился на Томаса, и так как был суров по характеру, то ему было все равно, есть или нет работа у лесоруба. С другой стороны, он боялся разгневать жену. Если он уступит ей, это, может быть, даст ему долгожданную возможность сблизиться с ней, заставить забыть о супружеских ссорах.
– Вы настаиваете, чтобы я согласился? – спросил он.
– Вы знаете, что я не имею права выражать свою волю. Но мне кажется, это будет доброе дело.
– Вы вынуждаете меня совершать глупости.
– Как знать? – произнесла Мадлен странным тоном.
Гонсолен обернулся к лесорубу:
– Приходи сюда завтра утром. Я посмотрю, чем ты можешь быть мне полезен.
Луар с трудом нашел силы поблагодарить его. Радость душила его. Сама Мадлен ходатайствовала за него! Стало быть, она прощала ему его любовь. Значит, Мадлен догадалась о его страданиях? Значит, она сжалилась над ним? Это было невозможно. Написав ей, он поддался необдуманному порыву. Это было безумием. Но никогда, никогда не лелеял он надежды, что эта женщина удостоит его взглядом. Он чувствовал к ней обожание, безграничную преданность, которая походила на преданность собаки хозяину. Жить возле нее – какое бесконечное счастье! И это счастье он обрел благодаря ей! Какой прекрасный сон!
Последовавшие за тем месяцы действительно прошли как в раю. Мадлен и Томас часто виделись, но редко разговаривали – иногда лишь обменивались несколькими словами. Молодая женщина находила развлечение в том, что позволяла юноше безмолвно восхищаться ею. Это восхищение так ясно выражалось в его глазах, во всей его наружности, в малейших движениях, что она даже опасалась, не приметит ли этого ее муж. Мог ли Гонсолен подозревать, что крестьянин, получавший у него жалованье, осмелился смотреть на его жену? Мог ли он подозревать, что эта страсть волновала сердце Мадлен? А главное, мог ли он предполагать, что молодая женщина сама поощряла эту любовь?
Мало-помалу между Луаром и госпожой Гонсолен установились близкие отношения. Однажды, когда они были одни, Мадлен отворила ящик письменного стола, ключ от которого носила при себе, вынула письмо и подала его Томасу. Это было его послание к молодой женщине.
– Возвращаю вам это письмо, – сказала она, усмехнувшись. – Хочу доказать вам, что я незлопамятна.
Томас покраснел, пролепетал несколько слов, потом вдруг потупил голову и замолчал. В словах молодой женщины была ирония, заставившая его страдать. Однако он пробормотал:
– У меня никогда не хватало мужества попросить у вас прощения.
Она с любопытством посмотрела