Первый раз, когда Мадлен обратилась к мужу с этой просьбой и получила отказ, она стала настаивать, думая, что ее хорошеньких надувшихся губок и мольбы в больших глазах будет достаточно, чтобы сломить сопротивление мужа. Но он повторил: «Я родился в Бушу и здесь составил свое состояние. Притом я скоро умру – едва ли проживу больше года. Я не хочу уезжать. К чему это?»
Мадлен наткнулась на несгибаемую волю. Напрасно она пускала в ход все свои хитрости и уловки. Она огорчала мужа, но ей не удалось поколебать его решимость. Неприятные сцены и упреки нарушили домашнее спокойствие. Они всегда кончались одной фразой, холодно и твердо произносимой торговцем леса: «Я хочу остаться в Бушу». Между тем Гонсолен продолжал любить Мадлен, и будущее всегда казалось ему бесконечным горизонтом спокойного моря, в котором отражается золотистое сияние лучезарного солнца.
Когда Мадлен осознала, что все ее просьбы напрасны, она замолчала. Но тогда для Гонсолена началась ежеминутная мука. Внешне холодная и сухая, молодая женщина замкнулась в себе. Равнодушие Мадлен к мужу перешло в ненависть, тем более жестокую, что она скрывала ее. Гонсолен клал к ее ногам всю свою любовь и всю свою душу, отказываясь только от одного – оставить Бушу, а она принимала вид женщины, которая покоряется капризам самовластного и грубого деспота. Гонсолен наконец заметил эту перемену в Мадлен, но было уже поздно, и он напрасно старался смягчить обиду, которую затаила в своей душе молодая женщина. Он наткнулся на совершенное бесстрастие.
Гонсолен решил предложить жене новые развлечения, сделал новые пристройки к своему дому, меблировал его с роскошью вельможи, старался разбудить в жене прихоти, чтобы иметь радость исполнять их. Это был преданный и робкий невольник. Он ползал перед женой, целовал подол ее платья, вытирал губами пыль с ее ботинок и упрямился лишь тогда, когда улавливал в словах Мадлен намек на отъезд из Бушу. Он всю жизнь прожил в этих горах, среди сосен, буков и скал, жизнь уже долгую, и покинуть эту деревню для него было равносильно медленному отравлению. Он не выдержал бы и умер. Он это понимал, чувствовал. Этот человек, у которого была любимая жена, который мог ежечасно упиваться ее красотой, блеском ее глаз, гладить своей огрубелой красной рукой шелковистые и тяжелые пряди черных волос, дышать ее жизнью и пьянеть от страсти, теперь боялся умереть. Он не мог решиться расстаться с этим существом, один взгляд которого сводил его с ума или терзал. Эта мысль ужасала его.
Он чувствовал странную ревность. Что случится, когда он умрет? Что сделает Мадлен? Как долго она будет вспоминать его? Долго ли будет сожалеть о нем? Он часто сомневался в любви своей жены. Умереть значило оставить Мадлен другому. Кем будет этот другой? А его, Гонсолена, забудут! Он станет одним из тех призраков утреннего сна, которых прогоняет первый луч солнца. Ревность странная, но воистину