И вот настали выборы. Тищенко голосовал на своем участке, потом приехал в «Посейдон», и весь день возвращались его люди, и все говорили одно – все по плану, все хорошо. Еще до закрытия участков, в пять часов, полетели в потолок пробки, начались тосты. Пошел праздник, но отрезвление было быстрым. Еще не пробило двенадцать, как приехавший юнец, не приняв положенного бокала, вскрикнул: «Салтыков побеждает!»
И тишина укутала все. А потом – какой крик! Бедного студента чуть не затоптали. Да как он смеет… все уже решено… паникер окаянный…
Но все оказалось правдой. Действующий мэр выиграл почти десять процентов.
19
Счастье ускользнуло в один миг. Иллюзия победы преследовала Тищенко даже тогда, когда объявили результаты голосования. Ему все казалось, что неправильно посчитали, и эта блестящая, свершившаяся победа вот-вот наступит. Он так в нее уверовал, что теперь не принимал ничего иного. Сиденко пил с ним в баре и уговаривал, но Тищенко, кровенея лицом, накаляясь, вскакивал, орал и матерился, а ошарашенные официантки разлетались в разные стороны, как напуганные пчелы. И он садился опять, весь красный, и звонко толкал бокалы – они сыпались на пол, и Сиденко уже вставал, подходил к бармену, засовывал купюру в понимающую ладонь.
И они молча сидели под узорчатыми сводами бара, отделанного под старую Русь, над початым коньяком, утопая в дыму. Сиденко курил, изредка взглядывая на шефа, а тот, не поднимая головы, кривил губы и кашлял от дыма, но когда Сиденко тушил сигарету, приказывал:
– Кури! – И Сергей снова щелкал зажигалкой.
Так продолжалось две недели – беспробудных пивных, затейливых ресторанов. Его точила, гробила мысль, что все напрасно. Столько расплескал таланта, столько прожитой бессмысленности – зря! Все эти фиктивные победы, которым он так радовался, оглашенные рейтинги, трясущиеся от радости люди, заплывающие к нему в кабинет с пачками свежих процентов, – все оказалось ложью, и оттого, что его так ловко поддели, как задумчивую рыбу на крючок, солоно становилось, словно он прикусил губу и кровь на языке. А вокруг – стерильные лица помощников, и каждый, пригнувшись, словно кричит:
– Я не виноват!
И как не поверить ему, когда он такой жалко-приторный, с приглаженными волосами и тоненькой папкой в руках – как обвинить его? И кто же виноват, ведь все было так сочно и радостно, как поставленный на поднос праздничный торт с клубникой, но все перевернулось. Сам виноват, кому доверился – этим липким советчикам, с запинающимся голосом и дробным смехом, которые и слова не могли вымолвить, если перед ними нет бумажки с вышколенными словами, которые Тищенко вовсе не понимал, но почему-то верил их загадочной пустоте. И вот он исчез, этот научный мираж, эта сыворотка успеха, рассеялась в один миг, и он остался один посреди своего поражения, как остается