Капитан дальнего следования. Игорь Кулькин

и широкими окнами, отделанный деревом. На первом этаже стоял истрепанный диван, оставшийся от старого дома – уцелел в летней кухне, до которой не добрался огонь, два высоких кресла в цветную клетку, ковер, мягко устеливший гостиную, телевизор с длинным, вытянутым, как челюсть, экраном. На втором – несколько аккуратных комнат, потерявшихся в своей опрятности и чистоте – их было не отличить друг от друга, в каждой была деревянная кровать с мягким, прогибающимся матрасом, окна с белыми подоконниками, несколько неопределенных картин, с которых бегло мелькали то выкошенный луг, то лесная опушка, то вялый холод весеннего черного снега. Покрывала были песочные, обои – светло-коричневые, и все эти три комнатки наверху были как необжитой улей, пустующий без хлопотливых хозяев. Мать редко забиралась наверх, ей хватало диванчика на первом этаже и старого телевизора с перекошенной антенной, который ясно ловил только первый канал, и смутно – канал второй. Здесь была ее тумбочка с несколькими чашками, еще послевоенными, но картинки на них были четкие – важная лиса, шествующая по зеленой травке, рыжая-рыжая, с бельмом на кисточке хвоста; широкий, костистый медведь, выгребающий мед из бочонка; суровый егерь в зеленой куртке, с настороженным ружьем в руках.

      Мать жила в маленькой кухне, где кроме плиты во всю стену был целый клондайк шкафов и ящичков, и она помнила все – куда сунула сковороду для блинов, где запрятала масло, а где лежат припасенные на черный день, завязанные в тряпицу крупные куски сахара. Из сериалов она не пропускала ни один, усаживаясь у телевизора ровно в срок, и целыми днями могла рассказывать о похождениях этих странных героев, обнаруживающих в сплетении серий новых родственников да нежданные наследства. Ей нравились и живописные виды бразильских улиц, и суета мексиканских домов, а когда в моду вошли сериалы российские, то и сказочная бутафория московского быта представала перед ней, и она пытала у сына, так ли все, как показывают, и он отвечал:

      – Врут они, мама, – и целовал ее в лоб.

      Дни проходили в деятельности и беспокойстве; она держала цыплят в маленьком закутке за домом, готовила, бегала в магазин – а вечером наступали сериалы, а после них она рано ложилась спать – чтобы все успеть в следующее утро.

      Поселок их жил совсем не так, как прежде. В былые годы парни работали на заводе, приходили по вечерам пропахшие копотью, просаленные. Но уже который год завод медленно умирает, как впавший в кому старик, утихает сердце, застывают руки – пустые цеха стоят, и только оглашенные вороны нет-нет да поднимут перебранку на высоких ярусах. Вот и ходит молодежь в кабаки, густо усеявшие берег, в которых дешево и быстро льется обжигающее вино, где кружатся головы и быстро вспыхивают и стихают мимолетные драки, и парни бредут домой, харкаясь кровью, а дома либо причитающая мать, либо озлобленная жена, и гремит скандал, разлетаются крики, и муторно мигает утреннее солнце, и пятятся убегающие годы, а просвета нет, словно сплошная туча нашла