Панделис не заметил, как провалился в короткий сон, в котором он все летел куда-то неумолимо вниз. Перед глазами возникали странные, искаженные образы героев из когда-то прочитанных книг. Они кричали о чем-то немыми ртами. Но не летели вместе с ним, а лишь провожали черными, ни о чем не говорящими глазами. Он напряг все силы, чтобы вырваться из этого жуткого сна. И вырвался, вскочив на лавке. За плечо его трясла Акулини:
– Вставай-ка, сынок. Худо девке-то нашей!
– Что? Что с ней?
– Лихоманка у ей. Кровь заразилась. Надо бы за доктуром.
– Я, я, куда бежать?! – Панделис тер кулаками слипшиеся веки.
– Сиди тут-ка со мной. Мало ли чего снадобится. Иван быстрее обернется.
Старуха покликала сына. Тот без лишних слов кивнул и выметнулся из избы. Глухо застучали на дворе копыта коня. Иван даже не стал седлать. До соседнего села пять верст, где живет сельский доктор. Он привезет его, как обычно, на крупе.
Но у доктора Панайотиса в тот день образовалась большая очередь. Ивану пришлось ждать до вечера. Когда на закате короткого осеннего дня доктор Панайотис спрыгнул с крупа коня и вошел в дом, Василики была уже без сознания.
Панделис сидел у ее изголовья, рвал скрюченными пальцами волосы у себя на голове, бормоча что-то бессвязное.
– Я сделаю кровопускание и дам лекарства. – Доктор посмотрел на Акулини. – И уповайте на волю Божью. А как ребенок?
– Дитя донашиваем в печи. – Акулини теребила конец плата.
– Мне этого не понять… – Панайотис махнул рукой. – Завтра навещу. Держитесь, молодой человек! – обратился к Панделису. – Ей сейчас нужна ваша поддержка и сила.
Доктор осторожно вышел из избы. Что-то долго объяснял на повышенных тонах последовавшей за ним Акулини. Снова застучали копыта, кисельным, вязким эхом отдаваясь в ночи.
– Василики, – Панделис взял жену за руку, – ты ведь не покинешь меня и нашего малыша?! Не покинешь, я знаю! Ты еще не придумала, как мы его назовем? А, помню-помню, ты много раз говорила, что он будет нам дан Богом. Значит, Таддеус. Конечно, Таддеус. Ты же не против? Таддеус Анфополус. Красиво звучит. Представляешь, я сегодня во сне делал ему лук и стрелы. Учил стрелять. Почему-то в моем сне он оказался сразу большим. Ну как. Лет пять, наверное. У него черные курчавые волосы и лоб, как у тебя – высокий и чистый. А еще этот стреляка то и дело произносил два своих самых любимых слова. Ты уже догадалась: «хочу» и «когда».
С молоком матери впитал. Он стрелял и стрелял, а я ходил за стрелами, пока не заболело сердце. Даже в глазах