«Помрут с голоду» – выражает гуманизм тот Кузнецов, который Григорий. Но и Яков, наверное, так же думает, хоть молчит. Многие думают так же, включая Хрущёва, который только что предлагал утопить всех. Воистину, парадоксальны и разнонаправлены векторы желаний человеческих!
Ещё в Большерецке обещал я, что смерть капитана Нилова последняя, и не будет более кровопролитий. Помня о том, говорю обоим заговорщикам столь громко, чтобы слышал весь экипаж: «Дадим вам топор, ружьё и заряды к нему для охоты. Снасть рыбацкую дадим. Крупы так же вам шестьдесят фунтов и котелок. Живите как знаете, а нам на юг надо идти, к островам райским, на жизнь вольготную. Завидуйте нам и прощайте»
Команда живо спускает на воду шлюпку. Измайлова с Паранчиным сажают на корму, чтобы глаз с них не спускать, и везут обоих на берег. Резво идёт шлюпка. Все смотрят ей вслед.
Вот уж высадили, двинулись обратно, как вдруг на галиоте новая несуразица. Жена Паранчина, которая всё это время молча наблюдала за происходящим, вдруг вспомнила о том, кто она есть: «Да он же ведь, муж мой!» – крикнула она, и прыгнув за борт, поплыла к берегу.
«Бедовые они, монголки эти! – сказал Хрущёв, глядя вслед Паранчиной. – Наша казачка первая бы в шлюпку забралась, скарбу набрала, да ещё всех завиноватила, а эта, вишь, стояла, молчала, глядела, да чего-то про себя думала. Пойди, разберись, чего думает. Лицо неподвижное, глазки-щёлочки. За такими амбразурами чёрт знает какой демон может сидеть. Одно слово, азиатки. Никогда не поймёшь, чего от них ждать»
Женщина плыла к берегу, то поднимаясь на волне, то скатываясь в седловину, и пропадая из видимости среди волн. Все на галиоте смотрели ей вслед. Впрочем, не все. Кто-то из команды, сидя под грот-мачтой, заиграл на струнном инструменте заунывную мелодию, и запел некую балладу, сообщавшую экипажу настроение вселенской задумчивости перед силами стихий:
«Деревянный корпус, будто скорлупа,
сохраняет удивительные грузы.
Постепенно заползают в черепа
вместо мыслей – осьминоги и медузы.
Наше судно держит курс куда-то там,
от забытого давно оттуда – где-то,
и молчит про наше завтра капитан.
Мы и сами все давно молчим про это…»
Дабы прервать нудное пение, Кузнецов стукнул прикладом ружья по палубе, и тут же все стали стучать по дереву, то отчётливо, то дробно, но песняру это не мешало. Довольно долго они стучали…
018
Очень долго стучали то так, то эдак. В несколько кулаков, наверное, колотили в дверь, пока Олег Андреевич не проснулся. С минуту лежал