В комнату вошла Варя и поинтересовалась: «Олежек, ты чего югаешься?» – Варя не выговаривала «р», но делала это не так раскатисто, грубо и гортанно, как модно у журналистов и писателей, а совершенно иначе – женственно и мило, словно где-то в глубинах её нежного организма букву «эр» перевернули вверх ногами, превратив таким образом в мягкий знак.
016
Много лет назад, ещё не работая ответственным секретарём, но уже будучи засраком, то есть, заслуженным работником культуры, оказался Олег Андреевич в Ханты-Мансийске по поводу празднования Ханты-Мансийского дня города. Наткнулся он там на Варю, и был пронзён этой самой, превращённой в мягкий знак, перевёрнутой буквой «Р», когда молоденькая ханты-мансийка просто и беззаботно представилась ему, произнеся своё имя как экзотическую ноту, как небывалый звук, или предмет не из этой, не из земной жизни: «Вая».
Нежданная пауза наступила в его монотонно гудящей башке. Все тогдашние действия, ситуации и работы показались подёрнутыми серой пеленой неясной бессмыслицы по сравнению с образом, явившимся в фойе старого ДК, где он пережидал время до записи фонограммы.
Стоять бы ему там и по сей день в образе скифской каменной бабы, кабы не набежали операторы с режиссёрами, и не увлекли его в студию. Следуя за ними, Олег Андреевич сознавал, что не успел прийти в себя, или как-то ещё сосредоточиться на Вариной внешности, на её раскосых глазах, по заресниченному контуру которых заметался растерянно его собственный взгляд.
На губах и фигуре он подавно сосредоточиться не успел в той необходимой степени, в коей он сосредотачивался всегда, если надо было оценить даму. Ощущение восторженной небесности, промелькнувшей вскользь, и теперь утерянной навсегда, скребло его изнутри, повергая то в восторг, то в уныние.
Суета вокруг мешала Олегу Андреевичу разобраться в чувствах. Один помреж говорил чего-то другому про массовую баталию, которая была уж давно отрепетирована на сцене. В студии звучала симфоническая какофония, а двое артистов за стеклом вопили в микрофон: «Ура!», «Навались, ребята!» – и другие возгласы, гипотетически необходимые для покорения Сибири.
Олег Андреевич выпил по стопке коньяка с местным оператором, которого все называли – «Хозяин тайги» – подразумевая его условное главенство в студии.
Музыка закончилась, двое в вокальной перестали изображать ликующее войско, а первый помреж подскочил к Олегу: «Олег Андреич, вот, после этой массовой сцены на передний план выходит Ермак, и вашим голосом произносит эти вот слова» – он сунул в руки засрака роль, распечатанную на листе А-4.
Не успел Олег Андреевич вчитаться, как его запустили в вокальную комнату. Оказавшись