– Что за колючей проволокой, я знаю. Я спрашиваю, что он там забыл.
– Может, он получил по башке гранатой, – сказал Халлгрим Дале, – и от этого сдурел?
Халлгриму Дале, самому молодому в отделении, было всего восемнадцать лет. Никто точно не знал, что заставило его записаться в солдаты. Жажда приключений, считал Гюдбранн. Дале заявлял, что восхищается Гитлером, но на деле ничего не понимал в политике. Даниель склонялся к мысли, что Дале сделал подружке ребеночка и сбежал, чтобы не жениться.
– Если русский жив, то Гюдесон не пройдет и пятидесяти метров, как схлопочет пулю, – сказал Эдвард Мускен.
– Даниель застрелил его, – прошептал Гюдбранн.
– В таком случае Гюдесона застрелит кто-нибудь еще. – Эдвард сунул руку под куртку и выудил из нагрудного кармана тонкую сигарету. – Этой ночью их там полным-полно.
Осторожно держа спичку, он чиркнул ею по сырому коробку. Со второй попытки сера вспыхнула, Эдвард зажег сигарету, один раз затянулся и передал ее дальше, не сказав ни слова. Каждый делал осторожную затяжку и быстро передавал сигарету соседу. Никто не разговаривал, казалось, все погружены в собственные мысли. Но Гюдбранн знал, что все, как и он, прислушиваются.
Десять минут прошли в полной тишине.
– Наверное, сейчас будут бомбить озеро с самолетов, – бросил Халлгрим Дале.
Все они слышали про русских, которые якобы бегут из Ленинграда по ладожскому льду. Но хуже того: целый лед Ладоги означал, что генерал Жуков может наладить снабжение окруженного города.
– Они-то там, наверное, посреди улицы от голода в обмороки падают. – Дале кивнул на восток.
Но Гюдбранн слышал все это уже много раз с тех пор, как его направили сюда год назад, а эти русские все еще лежат тут и стреляют в тебя, стоит только высунуть голову из окопа. Прошлой зимой они толпами шли к окопам, подняв руки за голову, русские дезертиры, которые решили, что с них хватит, и посчитали за лучшее перебежать на другую сторону в обмен на кусок хлеба и чуточку тепла. Но между появлениями дезертиров были большие перерывы, а те двое бедолаг-перебежчиков со впалыми глазами, которых Гюдбранн видел на прошлой неделе, недоверчиво смотрели на них, таких же тощих и измотанных солдат.
– Двадцать минут. Он не возвращается, – сказал Синдре. – Он сдох. Он мертвый, как гнилая селедка.
– Заткнись! – Гюдбранн шагнул к Синдре, который сразу же выпрямился. Но хотя Синдре и был по меньшей мере на голову выше, было ясно, что ему вовсе не хочется драки. Он хорошо помнил, как несколько месяцев назад Гюдбранн убил русского. Кто тогда мог поверить, что в добром, осмотрительном Гюдбранне может быть столько бешенства? Русский незаметно проскользнул в их окоп через два секрета и перебил всех, кто спал в ближайших укрытиях. В одном – голландцев, в другом – австралийцев, до того, как добрался до их блиндажа. Их отделение спасли вши.
Вши у них были повсюду, но в особенности там, где тепло: под мышками, внизу живота,