Гай молча перерезал суровую нитку и развернул хрустящий лист, покрытый ровными строчками отличного, хотя и мелковатого почерка.
– У-у… – протянул Дугал, всмотревшись в послание. – Тут я тебе не помощник. Я еще с горем пополам могу выдавить из себя пару фраз на латыни, но осилить такое длиннющее письмо… Надеюсь, тебя учили читать, благородный сэр, или только махать мечом направо и налево?
– Учили, учили, – буркнул сэр Гисборн, лихорадочно припоминая начатки древнего языка, вбитые в него терпеливыми монахами Ноттингамского аббатства. – Сядь и не мешайся.
Первая фраза, как ни странно, перевелась без особого труда, и Гай, мысленно поблагодарив архиепископа Кентербери за милостивое обхождение без излишних словесных изысков, начал вполголоса читать, перелагая написанный текст с латыни на привычный норманно-французский:
«Шевалье Мишелю де Фармеру, в его же отсутствие вручить рыцарю Гаю Гисборну Ноттингамскому…»
– Куда же наш многомудрый святой отец услал Мишеля? – ехидно поинтересовался Мак-Лауд. – Он и Гуннар должны были ехать по той же дороге, что и мы, и их бы нагнали первыми. Тебе это не кажется странным?
– Не кажется, – отрезал Гай. – Святому отцу виднее! Не отвлекай меня! Вопросы будешь задавать потом. И отодвинься, свет загораживаешь!
Дугал скорчил оскорбленную гримасу, но подвинулся. Сэр Гисборн продолжил единоборство с архиепископской эпистолией:
«Кому бы из вас не попало в руки сие послание – привет и наилучшие пожелания!
С величайшей радостью услышали мы весть о том, что Уильям де Лоншан, расточитель богатств королевства, позоривший доверенное ему место канцлера Британии, не избегнул заслуженной кары, в чем целиком и полностью ваша заслуга.
Однако всякая радость неизбежно омрачена горем, и нынешние времена не являются исключением.
Суть же обрушившегося на нас бедствия кроется в следующих обстоятельствах. Во время произошедших в конце августа месяца в городе Лондоне справедливых возмущений честных горожан против самоуправства господина канцлера и постыдного бегства последнего случилось так, что отведенный под резиденцию де Лоншана замок короны Тауэр, в особенности хранилища рескриптов, указов и прочих важных бумаг, на какое-то время остались без надлежащего надзора. Чем не замедлили воспользоваться как остающиеся пока на свободе союзники и пособники канцлера, так и его противники.
К сожалению, приходится признать, что лица, относящиеся к противникам покойного мэтра Лоншана, тем самым не переходят в ряд сторонников короля и королевского наместника. Эти люди относят себя к противникам любого правящего дома Европы, и причина сего удивительного заявления проста. Они – подданные Константинопольской империи, и, как следствие, изыскивают