Казалось бы, императрице, которая едва сидит на троне, едва ли о французах заботиться и об их философиях, но Екатерине видней, она читала этого самого Дидро, твердит, что умно написано. Императрица понятно, а вот откуда Потемкину сие известно? То и дело по философским вопросам спорят.
Григорий Орлов только злился, ревнуя, а вот Алехан решил принять меры, но не успел, императрица пристроила Потемкина к службе…
Умные люди нужны…
Ко двору Григорий Потемкин попал благодаря Григорию Орлову: тот решил показать любовнице бойкого на язык и умело подделывавшего разные голоса приятеля-гвардейца. Потемкин в заговоре состоял, но рядом с Екатериной не был и, как Дашкова, этого себе не приписывал. Однако сразу же был обласкан и послан с важным поручением в Стокгольм. Императрица заметила в нем что-то этакое… Нет, не столько красоту и стать (хотя хватало и этого), а скорее, живой ум, напористость и особенную энергию, которой так не хватало многим.
Эта энергия была отличной от Орловых. Братья тоже красавцы, особенно Гришка, который считался первейшим красавцем в России, тоже умен, деятелен, любопытен, но он, словно необработанный камень: надо суметь повернуть, чтобы засверкал. А вот Потемкин огранен, и гранил себя сам.
Эта вот схватчивость, умение все постичь и до всего дойти своим умом, умение распорядиться и организовать роднила Потемкина с самой Екатериной. И дело не в беседах, не ради разговоров в малом круге держала при себе этого Григория императрица, она словно предчувствовала, что позже пригодится в управлении Россией, а пока пусть опыта набирается. Ломала голову над тем, куда бы пристроить камер-юнкера, чтобы и польза была, и дело постиг. Держать его просто в гвардии толка не видела, саблей махать и без него много кому найдется.
Екатерина вдруг попросила любовника:
– Гриша, скажи Потемкину, чтоб завтра до обеда ко мне для серьезного разговора пришел.
Не успел Орлов возмутиться, как она добавила:
– И сам к тому будь.
Потемкин готовился к встрече с императрицей серьезней, чем к параду, с самого раннего утра не давая покоя камердинеру, который снова и снова начищал и без того сверкавшую амуницию и поправлял волосы. Григорий не носил парика, считая, что это удел стариков:
– Вот вылезут все волосья, тогда и надену.
Гадал и гадал, к чему звала. Сладко замирало сердце, ведь не раз замечал на себе пристальный взгляд Екатерины, знал свою стать и пригожесть, втайне, сам себе не признаваясь, на что-то надеялся. Нет, он понимал, что Гришка куда красивей, но