– Потерпите, родненькие. Скоро придет машина, – сказала она ласково.
Мне хотелось узнать, кто этот раненный в голову, который так настойчиво продолжал держать свою руку на моей груди, – но сестра не знала. Чтобы уменьшить страдания этого человека, я в свою очередь стал осторожно гладить его руку. Он немного успокоился и как будто уснул. Но как только я отнял руку, он опять стал искать меня. Мне стало ясно, что мой сосед боялся остаться один с завязанными глазами.
Загудела машина, в палатку вошли врач и два санитара. Доктор достал список и стал называть фамилии раненых. Я почувствовал, как задрожала на моей груди рука соседа.
– Пилюшин! – назвал врач мою фамилию. Лежавший рядом со мной раненый сполз с носилок, порывисто обеими руками обхватил меня, что-то говорил, о чем-то просил, но понять его речь было невозможно. Я осторожно уложил раненого обратно на носилки, но он не отпускал меня. И тут я услышал:
– Романов Петр…
Я вздрогнул, как от сильного удара, опустился на колени перед носилками и крепко обнял своего боевого друга. Медсестра, стоявшая рядом с ним, заплакала, врач отвернулся. Санитары молча, хмурясь, смотрели на забинтованную голову Романова.
– Петя, друг, крепись… Мы еще встретимся и повоюем, – успокаивал я Романова.
Врач молча покачал головой. Я подумал: «Неужели Петр отвоевался?»
Сквозь слезы смотрел я вслед санитарной машине, увозившей моего друга…
Вечерело. Моросил мелкий дождь. Шум боя затихал, но санитары все еще подносили раненых. Мимо санитарной палатки провели несколько групп пленных немцев. В лесу, на поляне, возле походных кухонь, хлопотали старшины и повара – они торопились отправить на передовую горячую пищу. Артиллеристы меняли свою позицию.
Я доковылял до грунтовой дороги и, присев на пенек, стал поджидать санитарный фургон. Не помню, то ли я уснул, то ли впал в забытье, – но я не слышал, как подъехала санитарная двуколка. Пожилой санитар помог мне добраться до нее.
– Ничего, дружок, – уговаривал он меня. – Рана заживет, а вот немцев сегодня страсть сколько переколотили!
– Да и наш брат немало крови пролил, – сказал раненный в руку красноармеец с обветренным лицом…
Возвращение
Две недели я находился на излечении в полевом армейском госпитале. Политинформации политрука и сводки информбюро из газет мало радовали: наши войска все еще отступали в глубь страны: к Москве, к Ленинграду. Кроме того, меня не покидала мысль о Петре: «Неужели я больше не увижу его?..»
16 августа враг перерезал железную дорогу Ленинград – Москва в районе города Будогощь. Гитлеровские генералы стремились как можно быстрее перехватить все