Хаммонд указал мне на стул.
– Садись, – сказал он. – Как тебя зовут?
– Джефф Гордон. – На самом деле меня звали по-другому. Это был мой псевдоним, которым я пользовался в Голливуде, когда иногда подрабатывал там.
– Адрес?
Я назвал. Я снимал комнату в пансионе миссис Миллард, прямо за баром Расти.
– Давай теперь послушаем твою версию событий.
Я рассказал.
– Ты думаешь, он действительно собирался это сделать?
– Зарезать ее? Думаю, что да.
Он надул щеки.
– Ну что ж, хорошо. Завтра тебе нужно быть в суде ровно в одиннадцать. – Он всмотрелся в меня. – Как следует займись лицом. Ты ее видел здесь раньше?
– Нет.
– Вот чего я не понимаю: как такая симпатичная девчонка может жить с такой крысой? – Он поморщился от отвращения. – Ну и девчонки… Слава Богу, что у меня сын.
Он кивнул ожидавшему его полицейскому, и они вместе вышли в дождь.
II
Все это было через год после окончания войны с Гитлером. Сейчас Перл-Харбор кажется мне таким далеким, а тогда мне был двадцать один год, я учился в колледже и старался изо всех сил, чтобы получить диплом инженера-консультанта. Мне практически оставалось протянуть руку, и диплом был уже мой, но бои на фронтах ожесточились, и я не смог устоять перед искушением принять участие в настоящем сражении. Конечно, мой отец негодовал, узнав, что я решил записаться в действующую армию. Он пытался убедить меня, что сначала нужно получить диплом, а потом уже идти на фронт. Но тогда перспектива провести еще полгода в колледже была для меня невыносимой, в то время как война призывала к оружию.
Четыре месяца спустя мне исполнилось двадцать два, и я стал одним из тех американцев, которые первыми высадились на пляжах Окинавы. Я бежал к раскачивавшимся на ветру пальмам, за которыми скрывались японские орудия, и получил заряд шрапнели в лицо. Война для меня закончилась.
Следующие полгода я провел в военном госпитале, где хирурги пытались заново перекроить мое лицо. Они сделали все возможное, и вышло неплохо, хотя у меня на всю жизнь осталось опущенное правое веко и широкий шрам, который серебристым шнуром тянулся теперь через всю правую щеку. Врачи говорили мне, что и это можно будет подправить, если я соглашусь остаться у них еще на три месяца. Но с меня и так уже хватило. Я насмотрелся в палатах пластической хирургии таких ужасов, что до сих не могу вспоминать об этом без содрогания.
Я вернулся домой.
Отец у меня работал менеджером в банке. Зарабатывал он совсем немного, но с радостью готов был содержать меня, пока я не закончу колледж и не получу свой диплом инженера-консультанта. Чтобы не огорчать его, я вернулся к учебе. Однако несколько месяцев на войне и полгода в хирургической палате не прошли даром. Интерес к инженерному делу был потерян напрочь. Я совсем не мог заниматься. Всего неделю провел я в колледже, потом все бросил и честно признался во всем отцу. Он молча выслушал меня и отнесся к этому с пониманием:
– Что ты теперь думаешь делать?
Я сказал, что не знаю. Я тогда твердо знал только то, что к книгам вернусь