За время войны Лакан не напечатал ни одной статьи. Томясь от вынужденного безделья, он занимался изучением китайского языка и получил диплом Школы восточных языков. В эти мрачные годы окрепла дружба Лакана с поэтом Жаком Превером[109]. По-видимому, общение с интеллектуальной элитой изменило мировоззрение Лакана. Прежде всего это выразилось в том, что его щегольство в одежде сменилось маньеризмом. Вернувшийся после войны в Париж Ж. Бернье рассказывал, как однажды в 1946 г. повстречал на улице крайне озабоченного Лакана: тот весь день искал черную замшу, которая была ему необходима для домашних туфель, которые бы идеально подошли к его костюму. Впрочем, впоследствии обувь он стал шить в Лондоне у Бантинга.
ГЛАВА 5
СТАДИЯ ЗЕРКАЛА
Всем эпохам свойственная вера в то, что именно в них достигла максимальной остроты конфронтация с чем-то завершающим, запредельным миру и несущим угрозу его существованию.
За годы войны Лакан не опубликовал ни строчки. Однако это вовсе не означало, что его мысль перестала работать. После Освобождения французские интеллектуалы пытались осмыслить причины поражения от Германии. Лакан размышлял о другом: его заинтересовала психология толпы и, в частности, армии. В 1945 г. он пять недель провел в Лондоне. Его поездка носила деловой характер: он знакомился с постановкой психотерапии в Британии[110], посетив, в частности, приют в Хартфилде, в котором помещались бывшие заключенные и инвалиды войны. Приемы групповой терапии и психодрамы привели его в восхищение. Год спустя он организовал конференцию, рабочим ядром которой стала группа «Психиатрическая эволюция». Здесь Лакан произнес хвалебную речь об английских новшествах, заметив, что адаптивная групповая психотерапия опирается на идеи Фрейда (четыре года спустя он будет ругать американскую адаптивную психотерапию). Английский опыт, по Лакану, демонстрирует непригодность старой репрессивной психиатрии и отметает «отцовское имаго»: пациенты малых терапевтических групп идентифицируют себя с Я-идеалом психотерапевта, оставляя вакантным место Отца.
Лакан обращался к своему опыту военного психиатра, сравнивал британскую военную психиатрию с ее французским аналогом и пытался в очередной раз найти ответ на тот проклятый вопрос, что так волновал поколение французов, переживших поражение в войне. «В форме психологической очевидности я прикоснулся к той истине, что своей победой Англия обязана духовной гибкости, – я хочу сказать, что неустрашимость народа основывается на честном видении реальности, в чем утилитаристская идеология ничего не смыслит, что специальный термин “адаптация” меняет все и что даже красивое слово “реализм” для нас теперь запретно из-за его позорного использования “клиром предателей”, лишивших его всякого достоинства, той профанации слова, которая надолго сделает его оскорбительным для людей»